Летные дневники: часть первая
Шрифт:
Мысли какие-то путаные. Спать не могу, уже двенадцать. А может, и женам уже позвонили знакомые, окольным путем узнавшие: "Твой где?"
Кто виноват? А если техник? Инженер? В Омске - диспетчер. Он уснул, на полосе были тепловые машины, и на них сел самолет. Мог же техник не законтрить гайку.
Сто человек... Мир вашему праху.
Вчера долго не мог уснуть. Писал, потом открыл томик Астафьева; сначала краем глаза, заставляя себя отвлечься и отгоняя навязчивые мысли, потом постепенно увлекся, отошел, отмяк душой и прочитал повести "Стародуб" и "А где-то шла война". Лег в три, ворочался. Но уже как-то спокойнее были мысли. И уснул.
Встал в одиннадцать. Вялость, некуда себя деть. Все планы нарушились, попробую писать, может, увлекусь.
Нет, не пишется.
Выясняются новые
66
Траверз - направление, перпендикулярное к курсу летательного аппарата (корабля). Быть на траверзе какого-нибудь предмета означает, что предмет виден в направлении, перпендикулярном к линии курса летательного аппарата.
67
Разворот - поворот самолета (группы самолетов) на определенный угол от своего первоначального курса. Разворот на 360° называется виражом. Элементами разворота являются скорость, угол крена, радиус и перегрузки.
Надо полагать, пожарные краны [68] были перекрыты и двигатели остановлены: высота и малый вес позволяли зайти на одном двигателе. Но множество очевидцев утверждают, что видели за самолетом огненный хвост. Значит, топливо поступало. Либо это титановый пожар.
Если полетят лопатки компрессора [69] , то от трения титановых деталей развивается высокая, до 3000 градусов, температура; при этом титан горит и все вокруг сжигает, не надо и топлива. И потушить его нашей системой невозможно.
68
Кран пожарный - топливный кран, предназначенный для быстрого прекращения подачи топлива и отключения топливной системы от двигателя.
69
Лопатки компрессора - лопатки, являющиеся частью колеса компрессора и вращающиеся вместе с ним. При обтекании лопаток воздух, проходящий через компрессор, получает энергию, необходимую для его сжатия (рабочие лопатки) или подвижные направляющие или спрямляющие лопатки компрессора, которые можно поворачивать и этим самым изменять угол их установки при работе двигателя на земле и в полете. Они предназначены для регулирования компрессора на нерасчетных режимах его работы главным образом с целью повышения КПД компрессора и обеспечения устойчивости его работы. Поворотные лопатки направляющих (спрямляющих) аппаратов широко применяются в одновальных осевых компрессорах авиационных газотурбинных двигателей для облегчения запуска и разгона ротора двигателя, а также для обеспечения устойчивости его работы на равновесных, но нерасчетных режимах. В многоступенчатом осевом компрессоре нет необходимости поворачивать лопатки направляющих (спрямляющих) аппаратов всех ступеней. Поскольку режимы работы средних ступеней мало отклоняются от расчетного, во многих случаях достаточно ограничиться поворотом лопаток направляющих аппаратов лишь первых и последних ступеней компрессора. В некоторых случаях известного эффекта в регулировании осевого компрессора можно добиться применением лопаток компрессора поворотных только одного направляющего аппарата, расположенного на входе в компрессор. Это объясняется тем, что именно в первой ступени чаще всего возникает помпаж. Лопатки компрессора поворотные спрямляющих и направляющих аппаратов осевого компрессора снабжаются устройствами для одновременного их поворота на заданный угол. Поворот лопаток в соответствии с режимом работы двигателя может осуществляться автоматическим регулятором, связанным с рычагом, управляющим одновременным поворотом лопаток. Лопатки компрессора поворотные нашли также применение в центробежных компрессорах авиационных газотурбинных и поршневых двигателей (лопатки поворотные).
Единственно, что можно предпринять, если вовремя заметишь, - это
Во всяком случае, горел второй двигатель, горело и все вокруг него, плавился дюраль, поплыл киль... И неуправляемый самолет упал.
Валера Ковалев возвращался из Владивостока, просил заход с прямой, и вдруг, выйдя на связь с кругом, оказался самым точным очевидцем трагедии. У него на глазах самолет горел и взорвался на земле.
Правда, члены комиссии, опросив Ковалева, возразили, что этого не могло быть. И не горело вроде бы ничего, потому что этого не может быть никогда. Я не знаю, что он им ответил, но, думаю, нашел что, и какими словами.
Ждут прилета Бугаева.
Вчера вечером звонил мне Леша Бабаев. Он ездил на место катастрофы. Их пустили, потому что в форме, а так все оцеплено.
Самолет вроде как сел на колеса, есть следы, потом отскочил и, видимо, взорвался. Огненный клубок катился по лесочку, по кустам; двигатели улетели вперед. Хвост унесло назад, либо взрывом, либо он еще раньше отвалился. Остались мелкие обломки.
Пилотская кабина сильно деформирована, но ребят собрали вроде бы относительно целыми. Две девочки почти без видимых повреждений, а одну собирали по кускам.
В куче бумаг, собранных на месте катастрофы, нашлась записная книжка штурмана Гены Озерова. Хороший штурман.
Сейчас легко здесь предполагать. Надо было направить самолет на полосу по кратчайшему пути, используя интерцепторы, падать камнем, нарушая все инструкции, но эти двадцать секунд были бы выиграны. А Витя заходил с докладами: "Выполняю третий... Выполняю четвертый..." Значит, действовал из расчета: а что нам будет, если нарушим схему захода, Руководство и т.п.
Мы запуганы. Что бы ни случилось, думаем прежде всего о том, что расшифруют, накажут. Но страшнее смерти ничего нет.
Говорят, на этой машине несколько раз записывали повышенную вибрацию двигателя, да техническая служба все отписывалась. И не удивительно. Условия работы ИАС [70]– это каторга. Мало того, что тяжелые формы делаем в Северном, в холодном ангаре (все равно его снесут, не до тепла), так и здесь, в Емельяново, на перроне нет никаких условий. Стремянку для осмотра надо тащить за километр. Темно, снег не чистят, негде обогреться... Техникам скоро будет наплевать на все, и они не виноваты. Виноваты те, кто получил ордена, кто нажимал "давай-давай" и трубил в фанфары. Первая очередь нового аэропорта сработала. Уккису еще повезло. Это был далеко не первый звоночек...
70
ИАС - инженерно-авиационная служба.
Хотел еще вчера начать проходить годовую медкомиссию, да побоялся за кардиограмму, выдержал день. Сегодня с утра решился. Волновался, пульс колотил, но кардиограмма в пределах нормы, хотя и ругали меня за пульс. Ну, теперь дело за малым: обежать кабинеты.
Ну, ладно. Конечно, катастрофа произвела большое отрицательное впечатление на всех. Но я как-то научился быстро отходить. Это от эгоизма, который из меня так и прет. Но помогает. Я ведь ничем не помогу уже. Не буду травить душу.
Да и не так уж просто я убегаю от этих мыслей. Но в данный момент мне сильно помогает дневник. Есть мысли, которые надо развить. Они для меня как песок для страуса: в них я прячу свою голову, убегая от навязчивой действительности. А там увлекусь и отойду. Так мне помог Астафьев, а вчера Хемингуэй, и снова Астафьев.
А мысль такова. Вот от рабочего класса, да и от всех трудящихся, требуют наивысшей отдачи, настроя на ударный труд, соревнования, - не обманывая народ, а доказывая ему, что этот путь правильный для всех и очевидно полезен. Согласен. Если я утром иду в цех, зная, что через пять минут включу станок, детали пойдут одна за другой, заготовок море, резцы есть, а затупятся - заточу, что электричество не отключат, эмульсию подадут, детали и стружку уберут, - так чего же и не работать. Что же еще надо?
А если я знаю, идя на работу, что ничего не знаю о своей судьбе на сегодня, кроме того, что за опоздание выпорют? Есть ли погода? Есть ли самолет? Есть ли топливо? Будет ли задержка?
А если хронически не хватает самолетов, они неисправны или нам предлагают лететь на наше усмотрение с небольшой неисправностью? Или вечные перебои с топливом. Или сбойная ситуация с погодой.
Мы ко всему готовы. Но какой настрой у человека, который едет на работу, почти заведомо зная, что от него ничего не зависит? Не хочешь - резерв полетит, откажись, езжай домой.