Лётные дневники. Часть 7

Ершов Василий Васильевич

А я Колю выпестовал. Он стоит в графике ввода на второе полугодие; там еще 2-3 стажера впереди, из бывшей 3 АЭ. Может, из них кого-то мне подсунут вперед Коли, но он согласен ждать еще полгода – лишь бы со мной…

Да, по правде, какой там ему ввод. Ей-богу, любой, слетав с ним, скажет: да уж, школа…

А был тюлень.

Так что не надо сразу хоронить капитана в Володе С. Ему не повезло так, как Евдокимову, однако я уверен: рано или поздно, но самолет он прочувствует.

В Норильске не работала система, заход был сложный, мы корячились по приводам, диспетчер изредка подсказывал уклонение по локатору. Коля старался. Выпали из облаков после дальнего привода; я попросил убрать пару ступеней ОВИ, чтоб не слепили; Коля подбирал скорости на тяжелой, 80-тонной машине.

Полоса была расчищена на 1800 м до 0,45, дальше до конца 0,3. Алексеич болел душой за слабенькую переднюю ногу, предупреждал.

Эх, прелесть экипаж. Эти ворчуны, матерщинники, спекулянты и рвачи, эти совки, – в сложных условиях захода на скользкую норильскую полосу работали, как хорошо отлаженный и настроенный музыкальный инструмент. Все с полуслова, на едином дыхании, вдохновенно.

Я попросил убрать еще на ступень яркость ОВИ. Диспетчер подумал и выключил их вообще, оставив только прямоугольник полосы. И правильно: сразу стало легче.

Коля коснулся. Как пальцем пробуешь, горяча ли вода в ванне. И на цыпочках мы заскользили по пупку. Алексеич снова напомнил – да и мы все в голос сказали: бережем, бережем ножку… Плавненько, в четыре руки, опустили ее; Витя аж похвалил, что плавнее не бывает. Ну, молодцы, ребята.

Разворот на 180 нам предстоял далеко впереди, на сопряжении, но тут вышел на связь борт на четвертом развороте, удаление 15. Угонят ведь его, пока мы тут на гололеде развернемся, да доедем до 2-й РД, да освободим ВПП.

В тусклом свете фар замаячил конец расчищенной части полосы; дальше укатанный до блеска снег со льдом.

Я понял, что надо срочненько использовать свое мастерство. Извинившись, забрал тормоза, прижался к обочине и ввел машину в разворот, как я это уверенно умею делать. И еле-еле вписавшись, оставив фонари противоположной обочины глубоко под собой, развернул машину, мелкими тычками притормаживая левую ногу и подкидывая третьему двигателю аж до 85. Добавил первому и с разгоном скорости отдал тормоза Коле. Коля заметил, что разворот, пожалуй, и для него не представил бы проблемы…

Ага. Щас. Какой ты ни способный, простенькие задачки щелкаешь, но серьезную задачу, в условиях дефицита времени, с гарантией надежности, можешь и не решить, да еще в эйфории после удачной посадки. Тут риск беру на себя я, со всем моим опытом; а ты давай, давай, быстренько мчись

ко 2-й РД, да гляди ж, не проскочи.

Борт висел на глиссаде. Удаление 7… ага, это высота 350. Удаление 5… подходит к дальнему.

Замаячили огни перрона, где-то здесь поворот… сугробы… Ага, вот, вот синий огонек… тормози, проскочим же!

Коля плавно обжал тормоза и на пределе возможного сочетания скорости, сцепления колес, радиуса разворота и сопряжения подчищенного бетона с голым льдом срулил-таки на РД. Ну, лихач, язви его…

Борт взревел реверсами у нас за спиной.

Да. Это, конечно, не мальчик. Будет лихой, хваткий капитан. Только бы господь хранил его от приключений, хотя бы первую пару лет, чтобы окреп, чтобы появилась уверенная осмотрительность.

Ну что ты слюнявишь. Ну, слетал, ну, сел, ну, развернулся. Сотни и тысячи пилотов решают эти задачи молча, без восторгов. Сел – да и хрен с ним…

Нет, не могу. Я – романтик, и останусь им до могилы. И Коля, при всей его житейской практичности, такой же романтик неба, и так же пьянеет от удавшегося полета, и мечтает о новом. И будет давать летать своему второму пилоту. Если меня спишут, то мои ворчуны с удовольствием пойдут к нему в экипаж. Мы же все по кирпичику лепим из него Капитана. Это идеальный вариант преемственности, как пишут в красивых книжках для умненьких деток; тут сама жизнь дала пример, как должно быть. К такому должны стремиться все.

Я с Солодуном летал – Солодун меня вводил. Евдокимов летает со мной – и введу его тоже я.

Да пош-шел ты. Идеал тоже. Разберемся в гаражах с преемственностью.

В баках упавшей «элки» нашли воду: 100 мл воды на пол-литра керосина. Вот и причина отказа. Тот, кто сливал и проверял перед вылетом отстой, сядет в тюрьму. И это справедливо.

Вчера перед вылетом Филаретыч проверял лампочки КЛСРК, укрепляемые на спинках пилотских кресел, – ни одна не держится в гнезде, и в полете ему не подсветить свой штурманский столик. Слепая кабина у нас, все знают.

Вызванный специалист явно торопился на служебный автобус – кончалась смена. Витя объяснил, что лампочка ему в полете необходима, а задержка рейса до новой смены нежелательна. Тот ответил, что надо менять все пилотское сиденье вместе с лампочкой. Пусть все-таки эти займется та смена. Витя, как это он умеет, поставил человека на место так, что человек быстренько попросил у экипажа (!) пассатижи и отвертку, в две минуты отвинтил штепсельный разъем и заменил лампочку с гнездом, взяв ее с другого, не так нужного в полете места кабины. И всё, расшаркались. И человек успел на автобус.