Лето 1977
Шрифт:
Так как же возможно такое? Быть может это какой-то сбой? Сбой в матрице мира? Что-то такое, что и представить себе никто не мог?! Что — то такое… — сейчас я произнесу, погодите не торопите, — такое, что даже представить себе могли только сёстры Вачовски?!
Сложно конечно было это произнести, но всё же смог!
«Да? А что тут такого интересного?» — спросите вы.
«А вы знаете кто это? Что это за сёстры такие? Нет? Дело в том, что были два брата-акробата, и любили они не бояр-аниме, а научную фантастику.
«Как называется?» — спросите вы.
«Да просто — «Матрица»», — отвечу я.
«Нет, Александр. Ты что-то перепутал. Или ты врёшь», — скажите вы и напомните мне, что роман написали братья Вачовски. А я наберу воздуха и соглашаясь скажу:
«Да. Вы абсолютно правы. Были братья, а теперь стали сёстры. Толерантненько, правда?!»
«Ну ни х** себе! Во дела!» — воскликните вы и будете правы.
Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове, но ясности не прибавили.
Так, что же — сбой матрицы?..
Глава 5
Я сел на кровать и уставился на бабулю.
— Ну что ты сынок, ложись, ложись. Полежи немного, — говорила она. Не знаю почему, но бабуля как правило называл меня либо по имени, либо сынок. Внуком же почти никогда не называла.
Я встал и на ватных ногах подошел к зеркалу. Из зеркала на меня смотрел ребёнок. Всмотревшись в своё отражение, я понял — бесспорно это я. Это я, только очень молодой и смутно знакомый. Волосы над верхней губой — усы, только начали чернеть. Густые тёмные волосы на голове с причёской а-ля — «Beatles». Ровный нос, ещё не сломанный в драке. Карие глаза. В общем, обычный русский парень с обычной русской внешностью.
Обернулся на бабушку, которая смотрела на меня во все глаза и что-то прочитала.
— Саша, Саша, ложись. Что ты молчишь? Что ты молчишь, Саша? Ты можешь дышать? Что это было, Саша? Нужно немедленно к врачу. Нужно бежать звонить в скорую. Саша… — беспокоилась она.
… И ещё, и ещё… Я лёг.
— Всё нормально бабуль, не волнуйся.
— Ой, Саша, у тебя, что горло заболело? Какой у тебя грубый голос. Давай сейчас горячее молоко сделаю.
— Нет не болит. Всё хорошо. Не волнуйся, — успокаивал я как мог. Муть в глазах практически исчезла, в ушах перестала звенеть, и они стали нормально слышать.
«Ух… Вот это накрыло». Всё. Вроде нормально. Отошёл. И хорошо, что отошел, в смысле, всё нормально, отошёл, а не отошёл, к примеру, в смысле, в мир иной.
— Бабуль! Всё! Успокойся, — сказал я и вновь встал на ноги. — Всё хорошо…
Я встал с кровати и прошел из сеней, где лежал, в большую комнату. Посмотрел на стену. Там висел отрывной календарь. К чему-то подобному я уже приготовился, но всё же…
Посмотрев на календарь, я впал в ступор.
— Ба, — обратился подросток к стоявшей рядом бабушке, — скажи пожалуйста, сегодня какое число?
— 26 июля. А ты что забыл?
— А год 1977 от
— Да-да. 1977 от Рождества… — тоже впала в ступор бабушка. — А ты что?.. Забыл? — забеспокоилась она.
— Нет. Всё нормально. Это я так — шучу… Просто я вспомнил тут кое-что что… — попытался весело отшутится я, но весёлости в голосе не было… — Я тут вспомнил… Подумал и понял…
Так ведь, наверное, и деревенские ребята живы!.. И… И мама… Мама жива!.. Мама!.. О Господи! Так ведь и Оля, жена моя погибшая, наверное, тоже жива… правда ей сейчас всего два годика, но всё равно — жива!..
Меня прошиб пот, и это не скрылась от глаз бабушки.
— Что опять? Плохо?
— Нет, нет бабуль. Нам с тобой нужно поехать в Москву! К маме! Срочно! — выпалил я.
— Зачем? — удивилась та.
— Срочно!.. К маме!.. Как зачем?! — не понял её я. Мысли путались и скакали, голова кружилась. — К маме нужно очень! Очень, очень! Нужно! Понимаешь?!
— Э-э-э… поняла… Ну давай съездим. Правильно! Пусть там тебя посмотрят, — согласилась она, видя, что с внуком что-то не то.
Я уставился на бабулю и затем спросил:
— В смысле, осмотрят? — не сообразил я, а затем понял. — Ах да, врачи же… — ведь мама работает медсестрой в скорой помощи. Вот и действительно, пусть посмотрят, хуже не будет. К тому же, это неплохой повод поехать вместе с бабулей. А уж там… А там я никого, никогда, никуда не отпущу. Вот Олю ещё найду, подожду пока вырастет и всё. И будем жить! Жить! Все вместе! Всегда! Долго! Счастливо! Вечно!
Мысли носились и прыгали. Я подошел к ведру с колодезной водой, взял эмалированные ковшик черпнул холодной воды — вкуснотища.
Для пацана, проводящего всё лето в деревне вода являлось главным и приоритетным ресурсом. Носясь по всей округе, в жару и дождь, я всегда знал где есть глоток холодной воды — сени! Тут всегда стояли вёдра с водой и «грибом» — вкуснейшим напитком… Сердце сжалось.
«Как бы не умереть по-настоящему. Сердце-то не резиновое. Вон как колотится, аж «по ушам бьёт»», — раздумывал я пока пил.
Эх… Возможно ли в это поверить. Я сюда вернулся… Вернулся спустя столько лет…
А сейчас нам предстоял путь в Москву 1977 года…
Просто так из деревни уехать было крайне сложно. Автобусы ходили по расписанию, и нужно было подгадать так, чтобы автобус подошел к станции незадолго до приезда электрички. Электрички же были разные. «Голутвинская» и «Шиферная» — едут почти со всеми остановками, а значит и дольше, нежели «Рязанская». Та мчит с минимальным количеством остановок и в полтора раза быстрее приезжает в столицу.
Нужно сказать, что когда мы едем из деревни, то выходим не на Казанском вокзале, а значительно раньше — на станции Ждановская. Станция в 1989 году будет переименована в станцию Выхино. Ждановская она называлась в честь Андрея Александровича Жданова, советского государственного деятеля, члена Политбюро.