Шрифт:
Город Хозяйки дождей
Из всех мест, вверенных ей по работе, Хозяйка дождей больше всего любит этот город. Высунувшись с крепкого домашнего облака, сложив круглые руки под обширной грудью, Хозяйка осматривает свои владения — вот он свернулся вокруг тихой бухты, на полустрове, похожем на ладонь в море.
Хозяйка дождей трудится здесь, не покладая рук — перелистывая прозрачную Книгу Всех Дождей, она пробует каждый раз новый рецепт: то легкий моросящий дождик, освежающий лакированные листья магнолий, то многодневный тягучий дождь, заливающий
Иногда на домашнее облачко возвращается супруг ее, Ветер, запахивая на лету плащ, и копыта его коня стучат по мостовой, опрокидывая бочки с водой. Вода выливается на город потоками, а бочки гремят по булыжникам, и люди прячутся в домах, прижимая к себе детей и выглядывая в запертые окна в непроглядное небо. Не бойся, говорят они, это гроза, она скоро кончится, и завтра будет солнце.
Иногда смешливые дети Хозяйки дождей и Ветра, улучив минутку, поливают город из лейки, сияя прозрачными акварельными глазами, и солнце растерянно светит сквозь шелестящие струи, и над городом встает радуга.
Когда Ветер уезжает по делам, Хозяйка вспоминает свою молодость и нажимает кнопочку «Дождь для влюбленных». Он льет грустными холодными слезами, отражая фонари, и влюбленные тоскуют и начинают писать стихи. А те, кому повезло найти ответную любовь, идут под этот дождь с большими черными зонтами и ходят, обнимаясь, потому что только уединившись можно понять, кто спасет тебя от холода.
Если Хозяйка не в настроении, она откручивает вентили до предела и идет спать, не считая, сколько ведер и даже бочек воды уйдет в этот раз, и люди смотрят в небо и собираются друг к другу в гости. Покупают по дороге горячий хлеб, завернутый во вчерашнюю газету, прячут его за пазуху и шлепают по лужам, зная, что белье не высохнет, машина все равно грязная, постель сырая, и лучший способ пережить многодневный дождь — собраться возле печки всем вместе и разговаривать о пустяках. На печке жарят кофе в зернах, а потом мелют его в тяжелых ручных мельницах, и этот запах вперемешку с чесноком долетает до спящей Хозяйки дождей, и она вздыхает и переворачивается на другой бок.
Вдоль пустой улицы, похожей на венецианский канал, обязательно бредет одинокий путник, с поднятым воротником и мокрой головой, засунув руки в карманы. И какой-нибудь ребенок обязательно следит за ним из-за кружевной занавески, стоя в теплом доме на подоконнике, и его безмятежная душа вдруг впервые издаст звук осени, отозвавшись на грусть одинокого путника посреди мокрого города, и ему откроется красота свинцового неба, серых гор в дымке и неприветливых волн, источающих запахи йода и нефти.
И когда Хозяйка дождей, спохватившись, забе́гает по облачку, перекрывая вентили, и подсчитывая убытки, и подзывая Ветер для разгона облаков и подсушивания промокшего насквозь города, то окажется, что в нем уже необратимо родился еще один поэт. Он будет писать стихи, рисовать или петь, неважно — именно в дождь происходит это рождение.
Ничего-ничего, ворчит Хозяйка, зато тут все растет, как нигде — смотрите, сколько зелени! Солнце выпаривает влагу, та напитывает воздух, и растения буйствуют, раздуваясь
Даже в самых укромных уголках — на крышах, на стенах, заборах, в каменных нишах — нет-нет да и проклюнется отважное крошечное деревце, а уж мхом покрыты все-все старые камни.
Летом Хозяйке работы поменьше — ей хочется лучше рассмотреть небо цвета медного купороса, море цвета собственных глаз, зеленые заросли и белые дома, и вскоре солнце высушивает город до того, что люди устремляют вверх блуждающие взгляды и просят прохлады. И тогда Хозяйка ставит на край облачка много-много ведер и кивает детям, и те с визгом выливают на город теплую воду, от которой шипит асфальт и пахнет мокрыми зонтами и псиной. Молодые девушки берут в руки босоножки и шлепают прямо по воде, запрокидывая головы, а молодые люди сидят под навесами и одобрительно свистят им вслед.
В этом городе, который называется Батуми, я и родилась.
У меня есть мама, папа, брат, сестра. Еще есть дядя, тетя, двоюродные брат и сестра — это самые близкие; и еще есть целая толпа разных дядей и тетей подальше, у них, в свою очередь, есть дети, очень много, они мне все приходятся родней, причем как с папиной, так и с маминой стороны. Но это не главное.
Главное — у меня есть бабушка. Правда, есть дети, у кого и бабушек две, и еще дедушки есть, а у меня — ни одного родного дедушки в живых, родные умерли до моего появления, а двоюродных так много, что они за дедушек и не считаются.
Так вот, бабушка у меня одна-единственная, но именно такая, какая и должна быть у человека. Не всем настолько везет — так уж вышло, что именно мне досталась самая главная бабушка в мире. Это не просто так, я ведь тоже — самый главный ребенок в мире, все взаимосвязано и закономерно.
Я долго думала, что мою бабушку зовут Дидэда. Оказалось, что это означает — «большая мама», а зовут ее — Фати. Я ее называю — дидэ.
Очень сочувствую бедным детям, которых растят одни лишь мамы и папы. Очень. Они представления не имеют о том, что такое настоящее воспитание.
Пролог-монолог
— …Поселимся где-нибудь на новом месте, дом какой-нибудь развалюха или квартирка чужая съемная, я как огонь — все вылижу, чистоту наведу, занавески повешу, всему свое место определю, начинаем жить.
Думаю — надолго ли? Мне же гнезда своего хотелось, я и огородик тут же разводила, у меня в мечтах все свое, и свежее, и вкусное, и денег зря не тратим — где у нас было лишнее, и только мне урожай собирать время пришло — как солнце мое является, командует: собирайся, жена, на новое место перевели!
Жалко было до слез. Опять все пособираю, в узлы завяжу, все наши пожитки на «полуторатонку» закинут, и детей туда же, едем на новое место.
Один раз я попросила: все равно же ты дома не бываешь днем почти никогда, давай ты нас оставишь на одном месте, я тут буду с детьми одна управляться, мне это в радость, а ты работай себе и приезжай нас проведать. Да ты что, — взвился тут же. Как я без вас?! Если я вечером не приду, свою красавицу не увижу и детей не перецелую, зачем мне эта жизнь вообще?