Лето без милосердия
Шрифт:
— Если бы не ментальная защита, мы с вами могли бы оценить фантазию автора этой пугалки. — Вальдих рассматривал фантома, слегка склонив голову набок, со скептически-задумчивым выражением лица, и напоминал сейчас кухарку, придирчиво выбирающую продукты в сутолоке рынка. — Ничем не защищённый селянин сейчас бежал бы в ужасе. Вопрос, насколько оно подействует на отряд из Неттуэ, если тот сюда дойдёт. На королевских гвардейцев, на солдат из армии его высочества? Право, жаль, что чары накрепко привязаны к той точке, где сотворены.
— Здесь живут не пугливые люди, — отчего-то Дастину стало обидно за местных охотников,
— Погодите, Дастин. Отойдите в сторонку, присядьте. Дайте мне время. Я просто обязан изучить его. Хотя бы поверхностно, в первом приближении!
Этот исследовательский раж был Дастину знаком и понятен — не только среди магов встречаются увлечённые люди. Правда, будь на месте Вальдиха кто-то из своих, из гвардии, да хоть бы и сам принц, Дастин бы не постеснялся напомнить о том, что время дорого, что враг не ждёт, идёт война, впереди — цель, и задерживаться совершенно не с руки. С другой стороны, кто их знает, этих магов, может, это что-то вроде разведки? Изучение возможностей врага, примерно как фехтовальщик изучает приёмы соперника ради возможной дуэли? Да и вообще, спорить с верховным магистром? Дастин ди Ланце — всего лишь сопровождающий, его дело охранять, а не командовать.
Он перехватил у мага поводья, отвёл коней в сторону с узкой тропы. Туманная мерзость дёрнулась следом, но Вальдих вскинул руки, выкрикнул что-то повелительное, и фантом замер.
«Уген изведётся, что не видел», — Дастин представил обиженную физиономию кузена и, кажется, впервые в жизни от души, без насмешки его пожалел: ученику мага наверняка было бы интересно и полезно посмотреть, а сам Дастин не находил в зрелище ровным счётом ничего привлекательного. На ёлки вокруг, и то смотреть интересней, от них хоть болотом не несёт.
А ещё по густому ельнику может незаметно подобраться враг. Путешествие с менталистами расслабило Дастина: к чему все его умения, если не только сам магистр, а даже его ученик легко определяет, нет ли вблизи врагов. Но сейчас вряд ли стоило надеяться на чародейные штучки Вальдиха, значит, пора и простому гвардейцу заняться делом. Ещё не хватало, чтобы их застали врасплох только потому, что маг вовсю магичит, а его спутник на это засмотрелся!
«Уген изведётся, что не видел», — с сожалением подумал Вальдих. Ученику было бы интересно и полезно взглянуть на извращённое порождение ментальной магии, созданное чистой силой, а не тонкой и умелой волшбой.
Возможно, в том и была причина неосознанного беспокойства? Ведь на поверхности лежало, уж после того, как столкнулись с волной, должны были понять. Но они, заворожённые изяществом плетений на захваченных амулетах, и мысли не допустили, что рядом с подобными умельцами кто-то успешно действует грубой силой.
А сил в пугалку вложено и впрямь немало: налицо агрессивная реакция даже на осторожное прощупывание, привязка к месту достаточно гибкая, чтобы изобразить нападение, а может, и преследование, и ко всему этому в довесок имеется, похоже, остаточная связь с создателем. И хорошо, если только остаточная. А то ведь не исключено, что враг может хотя бы на несколько мгновений посмотреть глазами своего фантома, разглядеть, кто именно сюда добрался. Или даже
— Интересно, — пробормотал Вальдих, — чрезвычайно интересно.
Ему пришлось поднапрячься, чтобы заставить фантома остановиться, одновременно заключив его в кокон, отсекающий внешнюю связь. Даже если враг успел увидеть их, пусть гадает, что происходит теперь. А вот дальше… Глубокому прощупыванию фантом не поддавался, удалось считать лишь внешние плетения, и то вряд ли точно. У сделавшего пугалку мага, кроме недюжинной силы, было все отлично и с мастерством, и с фантазией. И впрямь задумаешься, что маг такого уровня делает на вражеских землях? Неужели отбитый Источник даже ценнее, чем они до сих пор полагали?
Выстрел за спиной и тут же второй, яростное ржание коней и ругань ди Ланцэ — Вальдих инстинктивно отшатнулся, вырванный из глубокого сосредоточения, и так же инстинктивно ударил всей силой, какой мог. Фантом-пугалка утерял плотность, заколыхался, истаивая, словно туман под солнцем, и Вальдих запоздало выругался — развеивать чужую магию, не изучив по возможности досконально, он не собирался.
— Вы целы, магистр? — окликнул ди Ланцэ. Вальдих обернулся на голос и только теперь полностью оценил обстановку. Бравый гвардеец перезаряжал пистолет, испуганные кони рвались с привязи, а из гущи ельника несло такой волной подчиняющего ментального посыла, что даже привычный к магическим поединкам Вальдих пошатнулся и невольно отступил на шаг.
И тут же, собравшись, перехватил волну, пригасил и ударил в обратку.
Силы оказались примерно равны. Ментальное поле загудело и заискрилось, взвихрилось бурей, и Вальдих, не желая проверять, сколько выстоит и сумеет ли подавить настолько умелого врага, крикнул:
— Дастин, стреляйте! — одновременно лёгким посылом задавая гвардейцу направление. Убить навряд ли получится, но хоть задеть. Правда, сильному менталисту боль от раны не собьёт концентрацию больше, чем на мгновение, но даже один миг преимущества может решить исход схватки. К тому же кроме боли есть ещё кровопотеря, а далеко не все менталисты владеют целительскими чарами.
Грохнул выстрел, отозвавшись алым всплеском боли в ментале, и Вальдих тут же добавил оглушающим, вложив даже не всю силу, а, как сам бы сказал кому другому, всю дурь. Решить дело одним ударом, не дать противнику опомниться!
Удалось. Хотя осталось у Вальдиха противное, тягостное чувство, что ещё миг, и враг ответил бы, перенаправил бы им с ди Ланцэ все свои «приятные ощущения». Ну что ж, не успел, и хвала небу. Остатка ментальной связи хватило на то, чтобы врага не пришлось долго и муторно искать в чаще ельника: Вальдих вышел на него, как по натянутой нити.
Склонился над лежащим магом, мельком отметив его измождённый вид. Сжал виски, ворвался в мысли. Маг дёрнулся, вскрикнул, ледяные пальцы скользнули по рукам Вальдиха, и в голову словно ядро влетело, вышибая из чужого сознания, а после — и из своего. Самым краем Вальдих услышал злорадное удовлетворение, зацепил воспоминание о каком-то ритуале, восторг от приобретённой силы, споры с коллегами, которые считали этот путь неверным, яростное желание показать себя, добиться… Чего именно добиться, Вальдих уже не понял. Тьма засасывала, растворяла в себе, тянула в небытие. Он ещё осознавал себя, помнил, кто он, где и зачем, но сознание путалось и меркло.