Лето Гелликонии
Шрифт:
За рядами ближайших придворных плавали сторожа и часовые, коих при большой скученности было столько, что море, насколько хватал глаз, казалось черным от блестящих тел, зачастую прижатых друг к другу. Никогда прежде королева не видела всего косяка сразу, никогда даже не подозревала, как он огромен, как много в нем дельфинов. Огромное скопище испускало звук необычайной слаженности, который из-за огромного количества участников понять королева не могла, ибо это превышало человеческие способности.
Она снова нырнула, чтобы осмотреться под водой, потом
Королева оглянулась на берег. До берега было далеко. «Когда-нибудь, в один прекрасный день, эти великолепные создания, единственные, кому я могу доверять и кого люблю, унесут меня на своих спинах от человечества. И тогда я изменюсь, стану другой». Она не могла сказать, были ли эти ее мысли о смерти или о чем-то ином.
На далеком пляже суетились фигурки людей. Кто-то махал ей чем-то белым, развевающимся. Первое, о чем королева подумала с негодованием: «Уж не мое ли это платье?» Если так, ситуация на берегу была действительно критической. Она устыдилась и вспомнила о малышке-принцессе.
Внезапное понимание стеснило ей грудь. Несколькими короткими фразами объяснив кругу приближенных, что она уходит, королева поплыла к берегу. Ее спутники устремились туда же, по-прежнему полные жизни, расположившись перед ней строем, по форме напоминавшим наконечник стрелы, благодаря чему вода перед ней словно расступалась и плыть становилось значительно легче.
Оказалось, что ее платье в полной неприкосновенности лежало на троне, охраняемое фагорами, как обычно ссутулившими плечи и не ведающими эмоций. Одна из служанок, не сумев докричаться до королевы, скинула собственное одеяние и махала им. Едва королева появилась из воды, прислужница быстро оделась, испытывая неловкость от того, что все так запросто могут сравнить ее тело с великолепием королевского.
– На горизонте парус!
– крикнула матери Татро, довольная тем, что первая успела сообщить новость.
– Корабль, он идет сюда!
Уже с прибрежного утеса МирдемИнггала рассмотрела корабль в принесенную СкафБаром подзорную трубу. К тому времени, когда поднесли трубу, к первому парусу, видному уже вполне четко, на западном горизонте прибавились два других пятнышка, различимых еще смутно, но определенно также означающих паруса.
Вернув подзорную трубу СкафБару, КараБансити потер глаза тяжелой ладонью.
– Ваше величество, мне кажется, что самый ближний к берегу корабль не борлиенский.
– А чей же?
– Подождем еще полчаса, тогда можно будет сказать наверняка.
– Какой же вы упрямец, - вспылила королева.
– Если вы что-то заметили, скажите и мне. Откуда этот корабль? Вам удалось прочитать знаки на его парусах?
– Мадам, мне показалось, что я вижу «Великое Колесо Харнабхара», но этого не может быть, сиборнальские корабли никогда не заходят так далеко от своих берегов.
Королева выхватила трубу из руки анатома.
– Конечно
Прежде чем ответить, анатом с мрачным видом сложил руки на груди.
– Плохо, что во дворце совсем нет гарнизона. Будем надеяться, что этот корабль держит курс на Оттассол, а сюда решил заглянуть за какой-нибудь пустяковой надобностью, с добрыми намерениями.
– Меня предупреждали - мои друзья, - едва слышно проговорила королева.
День мало-помалу клонился к закату. Корабли приближались еще медленнее, чем опускались за горизонт солнца. Во дворце поднялся переполох. Из сараев добыли несколько бочек смолы и откатили их к берегу над маленькой бухтой, где сиборнальский корабль предположительно должен был бросить якорь, если в его намерения действительно входило посещение Гравабагалинена. Если намерения команды окажутся враждебными, то бочонки можно будет поджечь и вылить смолу на берег, чтобы защититься хотя бы этим.
К вечеру стало душно. Теперь рисунок на парусе можно было различить даже невооруженным глазом. Беталикс уже коснулся горизонта и зажег вокруг себя концентрические кольца вечерней зари. Слуги и придворные без конца вбегали и выбегали из дверей дворца. Фреир тоже добрался до граничной черты и утонул за ней в таких же нимбических кругах, как ранее его сосед по небосклону. Сумерки запаздывали, и паруса в море словно светились: команда подняла их, чтобы не упустить ветер.
Сгустилась тьма, и на небе одна за другой зажглись звезды. Ночной червь сиял ярче других, затеняя тускло светящийся ниже Шрам королевы. Во дворце никто не спал. Отчаяние, смешанное с надеждой, гнало усталость и сон; беззащитным обитателям дворца не на что было уповать, только на удачу.
Приказав завесить окна в своих покоях, королева ждала прибытия кораблей сидя в кресле. Рядом с ней на столе мерцали свечи из белого китового жира. Вино в высоком, толстом стеклянном бокале, налитое для королевы рабом и охлажденное лордриардрийским льдом, стояло нетронутое, в пронизывающем свете свечей отбрасывая на стол трепетные блики. В ожидании своей участи королева неотрывно смотрела в стену прямо перед собой, словно вычитывая там незримые для других знаки судьбы.
В дверь тихонько вошел грум и попросил позволения сообщить последнюю новость.
– Госпожа, с берега доносится звон цепей. Они отдают якорь.
Королева велела привести КараБансити, и они вместе направились к берегу, где в засаде ждали несколько мужчин и фагоров, готовых по первому знаку из дворца поджечь смолу. Факел уже горел наготове. Решительно взяв в руку факел, королева принялась спускаться по извилистой тропинке к морю. Подойдя к пенящимся волнам, с шипением набегающим на берег, она с факелом в руке смело вошла в воду. Ее платье мгновенно намокло, но она не заметила этого, целиком сосредоточив внимание на пятне света, приближающемся к ее огню. Лишь оказавшись в воде, она почувствовала, что ее друзья нежно целуют ей ноги.