Лето Гелликонии
Шрифт:
На этот раз конечной целью фагора была мастерская анатома. Сквозь квадратики окошек, устроенных в крепостной толщины стенах, внутрь пробивался скудный свет. При каждом шаге агумана из-под его не по-человечески расставленных ног прыскали лучики тусклого отраженного света. Казалось, на ходу он давит рассыпанные по полу алмазы, которые на самом деле были стеклянным мусором, оставшимся с тех времен, когда хозяин-астролог трудился над изготовлением линз.
Мастерскую заполняли научные принадлежности. На одной из стен были красиво нарисованы десять зодиакальных домов. На другой висели три распятых остова в различной степени препарирования - гигантская рыба, хоксни и фагор.
Сняв с плеч гравабагалиненского мертвеца, фагор повесил его на стене в анатомической раме, подцепив двумя крюками ахиллесовы сухожилия. Мертвые раздутые ладони безвольно свесившихся рук легли на пол подобно паре панцирных крабов. По знаку КараБансити агуман удалился. Присутствие фагоров во время работы раздражало анатома, но в остальном он терпел их - они обходились дешевле людей-слуг или рабов.
После краткого поверхностного осмотра добычи анатом извлек из ножен кинжал и, не обращая внимания на запах разложения, срезал с мертвеца одежду.
Покойный был молодым человеком лет двенадцати - двенадцати с половиной, самое большее двенадцати лет и девяти теннеров от роду. Его одежда была простой и грубой, ее покрой - иноземным, и, судя по стрижке, он скорее всего был моряком.
– Ты не борлиенец, друг мой, - сказал КараБансити трупу.
– Такую одежду носят в Геспагорате - или, может быть, в Димариаме.
Еще через несколько мгновений анатом обнаружил на мертвеце нательный кожаный пояс, почти скрытый складкой распухшего живота. Быстрые пальцы анатома ловко расстегнули пряжку пояса, и живот трупа немного опал, стала видна рана, очевидно, и явившаяся причиной смерти. Натянув перчатку, КараБансити осторожно пропальпировал рану, исследуя ее изнутри. Не успел палец до половины войти в мертвую плоть, как путь ему преградило что-то твердое. После недолгих манипуляций анатом извлек из раны на свет изогнутый серый рог агумана, проколовший селезенку и засевший глубоко в теле. Повертев рог в руках, анатом с любопытством осмотрел его. Обоюдоострые рога фагоров представляли собой грозное оружие. Судя по отметинам, этот когда-то был насажен на рукоятку, потерявшуюся, скорее всего, во время пребывания в море.
Оторвав взор от рога, анатом взглянул на мертвое тело с новым интересом. Определенно, тут крылась какая-то тайна, а тайны всегда привлекали его.
Отложив рог, он взял в руки пояс. Изделие отличалось превосходным качеством, но узнать, из каких краев оно прибыло, не представлялось возможным: такие пояса можно было без труда приобрести где угодно - например в Осоилима, обычно наводненном пилигримами, с охотой покупающими подобный товар. Перевернув пояс, КараБансити обнаружил на нем застегнутый на пуговицу клапан; откинув его и просунув внутрь пальцы, он извлек на свет непонятный предмет.
Озадаченно нахмурившись, анатом положил странный предмет на свою шершавую от постоянных трудов ладонь и прошел к лампе. Ничего подобного до сих пор ему видеть не доводилось. Металл, из которого по большей части был изготовлен предмет, также оказался ему незнаком. Суеверный страх сжал ледяными когтями прагматичный разум КараБансити.
Когда он, накачав из колонки воды, смывал с находки кровь и песок, в мастерскую вошла его жена, Биндла.
– Ну и чем, скажи на милость, ты занялся на этот раз? Сколько прикажешь тебя ждать? Ты же сам просил согреть
– Да, дорогая, конечно, но у меня появилось срочное дело.
КараБансити поднял к супруге напряженное лицо. Биндла была уже немолода, их разделяло всего два года - недавно ей минуло двадцать девять, - и ее медные волосы уже начинали блекнуть; но то, что она понимала свою зрелую красоту и умела ее преподнести, очень возбуждало его. Поморщившись от витающего в комнате тяжкого духа мертвечины, она картинно помахала у носа рукой.
– Какая вонь - как у тебя хватает терпения во всем этом ковыряться? Я-то думала, ты опять засел за религиозные трактаты, свою обычную отговорку.
КараБансити неопределенно хмыкнул.
– Вонь мне больше по душе.
– КараБансити, тебе нужно учиться мыслить здраво - религия будет всегда, а вонь - вот она была, и нету.
– Вот и нет, золотко, вот и нет. Как раз наоборот - это религия все время меняется. А вонь - вонь будет сопровождать нас на пути в вечность и останется после.
– Ты странно выглядишь - что-то случилось?
– Вот, взгляни сама.
Биндла подошла ближе и положила ему на плечо руку.
– Святые небеса, - благоговейно вздохнул анатом.
Увидев предмет в руке мужа, Биндла ахнула.
Искусно сплетенная из нитей неизвестного металла полоска, более всего похожая на браслет, была с двух сторон присоединена к круглому утолщению величиной с большую золотую монету. На лицевой части утолщения за щитком из прозрачного материала (но не стекла) горели три группы цифр.
Они вместе прочитали цифры, по которым скользил толстый палец анатома:
…
06: 16: 55 12: 37: 73 19: 20: 14
Последние цифры в каждой группе, словно бы изгибаясь, менялись прямо на глазах. Оторвавшись от завораживающего зрелища, КараБансити переглянулись в немом изумлении и снова уставились на цифры.
– Никогда раньше не видела ничего подобного, - испуганным шепотом выдохнула Биндла.
– Что это, какой-то талисман?
Как загипнотизированные, они не могли отвести от поразительного предмета глаз. Черные цифры на желтом фоне продолжали мигать. КараБансити опять вслух прочитал их.
…
06: 20: 25 13: 00: 00 19: 23: 44
Приложив предмет к уху, он прислушался, пытаясь уловить в металлическом корпусе звук хоть какой-то внутренней работы. Внезапно за его спиной ожили большие стенные ходики и, надсадно заскрипев внутренностями, пробили тринадцать раз. Эти часы, довольно сложный и точный для своего времени механизм, КараБансити сделал сам несколько лет назад. Кроме обычного времени суток и даты, иначе говоря, каждой из 100 секунд минуты, сорока минут часа, двадцати пяти часов дня, восьми дней недели, шести недель теннера и десяти теннеров года по 480 дней, часы показывали в виде условных картинок движение по небосклону Беталикса и Фреира, а также отмечали смену времен года.
Помимо перечисленного, на циферблате часов КараБансити имелся годичный круг, разграфленный на 1825 малых лет Великого Года; особая стрелка указывала на 381, каким и значился текущий год по календарю Борлиена-Олдорандо.
Вслед за мужем Биндла тоже взяла браслет послушать и тоже ничего не услышала.
– Неужели и эта штуковина - часы?
– Очень может быть. Средний ряд цифр показывает тринадцать часов, время Борлиена.
Одного взгляда на мужа Биндле было достаточно, чтобы понять, в какой глубокой растерянности тот пребывает. Стиснув руку в кулак, КараБансити, как мальчишка, покусывал костяшки пальцев, а это был верный знак.