Лето Гелликонии
Шрифт:
В то время как собственные дела анципиталов оставались для людей полнейшей тайной - да попросту белым пятном, - двурогие были осведомлены в делах людей очень хорошо. Люди, высокомерно пренебрегая фагорами, вовсе не замечали их рядом с собой, и двурогим часто удавалось присутствовать на совещаниях секретных и государственной важности. При этом самый неуклюжий рунт мог быть отличным шпионом.
Поначалу, представ перед неподвижными величественными фигурами двурогих, Билли решил, что его взяли в заложники в надежде получить выкуп и, быть может, заставить короля изменить решение жениться на принцессе-олдорандке; но постепенно до него дошло, что король вряд ли знает или оповещен о его существовании.
Едва смолкнув,
Если он прибыл не с Фреира, тогда, может, с Т'Сехн-Хрр? На этот вопрос он не сумел ответить. Что они понимали под Т'Сехн-Хрр - Аверн-Кайдау? Как выяснилось - нет. Фагоры попробовали объясниться - безрезультатно; потом прояснить истину попытался сам Билли. Т'Сехн-Хрр так и остался тайной. Не в силах что-либо понять, Билли словно остался один на один с торчащими вдоль стен кератиновыми фигурами, обреченный раз за разом твердить одну и ту же фразу медленно затихающим голосом. Разговор с фагорами напоминал потуги постичь вечность. Совет снова приказал подручным провести пленника между рядами фагоров - Билли останавливали тут, заставляли поворачиваться на месте там. Его снова попросили показать присутствующим наручные часы с тремя рядками мигающих знаков. Ни один из двурогих даже не попытался прикоснуться к часам Билли или, тем более, забрать их у него, словно страшась разрушительной силы этого прибора.
Все еще мучительно подыскивая слова для объяснения, Билли вдруг обнаружил, что совет во главе с кзаххном собирается уходить. В его голове опять заклубился туман. Очнувшись через некоторое время, он обнаружил, что снова сидит на знакомом скрипучем стуле за обшарпанным столом. Вздохнув, он опустил голову на скрещенные руки, как когда-то недавно. Гиллота вернула его в темницу советника. За узким окошком занимался бледный рассвет.
Лекс уже снова был здесь, обезроженный, выхолощенный, верный и почти покорный.
– Тебе следует лечь в постель на период сна, - участливо подсказал он Билли.
Билли разрыдался. И заснул в слезах.
Растекшись во всю возможную ширь и длину, туман повернул к реке Валворал, чтобы мягко опуститься на оплетающие оба ее берега джунгли. Ничего не ведая о национальных распрях, туман свободно проник на территорию Олдорандо. Здесь, устремляясь далее, туман встретил на своем пути «Лордриардрийскую деву», идущую на юго-восток, к Матрассилу, и дальше, вниз по течению, к морскому простору.
Выгодно распродав свой ледяной груз в Олдорандо, плоскодонное судно держало курс на столицу Борлиена и Оттассол: на борту оно несло соль, шелк, узорчатые коврики и гобеленовые ткани всевозможных расцветок, голубой гаут из озера Дорзин в бочках с колотым лордриардрийским льдом, резные безделушки из кости и дерева, часы, кость, рог и множество сортов шерсти. Плывущие вместе со своим товаром купцы размещались в небольших каютах на верхней палубе. Один странствовал вместе с попугаем, другой - с новой любовницей. Самую лучшую каюту занимали владелец судна, Криллио Мунтрас, знаменитый ледяной капитан из Димариама, и его сын, Див. Див, молодой человек с безвольным подбородком, к огромному сожалению отца неспособный унаследовать его энергию и успех в жизни, несмотря на все попытки ледяного капитана воодушевить его и подвигнуть к занятиям семейным делом, сидел, рассматривая медленно проплывающую мимо смутную линию берега. Расположился он прямо на влажной от ночного тумана палубе, не обращая внимания на подмокшие штаны. Отец Дива сидел неподалеку на плетеном стуле
На палубе, помимо слоняющихся пассажиров, находился и один аранг, предназначенный на ужин мореходам. Все пассажиры, кроме, естественно, аранга, по мнению ледяного капитана, были людьми уважаемыми и честными торговцами.
Туман, стлавшийся над Валворалом, полностью скрывал воду, и казалось, что корабль движется по реке из молочной дымки. У крутых скальных утесов Кахчаззерх туман немного рассеялся, и в разрывах проглянула вода, удивительно темная, зыбко отражающая вздымающийся над ней камень. Сам утес, напоминающий издали скомканную и брошенную накрахмаленную льняную скатерть, в трех сотнях футов от подножия был густо покрыт растительностью, столь обильной и пышной, что как будто бы ничто не удерживало эту зеленую шапку от сползания вниз, кроме плотного кустарникового подлеска и хитросплетения лиан. На утесе Кахчаззерх селились ласточки и птицы-плакальщики. Последние, наиболее любопытные, стремительно пикировали с высоты и с меланхолическими криками кружили около парусов готовой пристать к берегу «Лордриардрийской девы», изучая пришелицу со всех сторон.
Городок Кахчаззерх не был примечателен ничем, кроме своего местоположения между утесами и рекой и очевидного безразличия к лавинам с одной стороны и паводкам с другой. Сама река обнаруживала мало следов цивилизации: пристань да несколько деревянных складов, на одном из которых красовалась порядком проржавевшая вывеска Лордриардрийской ледоторговой компании. От пристани в гору, к бестолково разбросанным вплоть до самой вершины домам, вела дорога. Этот городок, а точнее его рынок, был последней целью Мунтраса перед Матрассилом и выходом в море.
Когда, повернувшись бортом к мелькающим в тумане на причале ловким рукам, судно начало причаливать, из мглистого марева торопливо вынырнули босоногие полуголые мальчишки, неизменные обитатели подобных мест. Отложив музыкальный инструмент, капитан Мунтрас поднялся и, величественно став на носу, принялся обозревать берег, оценивая рабочие ресурсы - людей, каждого из которых он знал по имени.
С борта «Девы» на причал были переброшены сходни. Сойдя на берег, путешественники принялись бродить между торговцами фруктами, прицениваясь к товару. Купцы, плывшие в Кахчаззерх, следили за тем, чтобы матросы, сгружая на берег их товар, чего-нибудь не испортили. Мальчишки лихо ныряли за брошенными в воду монетами.
Самым неуместным в этой молочно-сонной утренней сцене были кипы пестрых тканей, аккуратно сложенных на столе у дверей лордриардрийского склада под надзором одетого во все белое приказчика. Едва борт судна нежно коснулся причала, стоящий наготове тут же неподалеку от стола квартет музыкантов бодро заиграл гимн «Да здравствует хозяин наш!». Так по традиции местный персонал компании всякий раз приветствовал ее главу. Всего местных представителей ледоторговой компании было трое. Выйдя вперед с традиционными же улыбками, троица ледоторговцев проводила Криллио Мунтраса и его сына Дива к ожидающим их на берегу креслам.
Младшего из троицы клерков, долговязого неуклюжего парня, приняли на службу совсем недавно и он еще не пришел в себя от потрясения от нежданно-негаданно выпавшей ему чести и осознания своей ответственности; оба других клерка, убеленные сединами, были старше своего хозяина, которому служили верно и преданно уже несколько десятков лет. Пожилые люди украдкой смахивали с ресниц слезинки, исподтишка рассматривая молодого хозяина, Дива, стараясь оценить его способности и установить, какие трудности, связанные с такой разительной переменой руководства, ожидают их впереди.