Лето, как лето
Шрифт:
Данюшки бросились искать Главного Конюха. Кому, как не ему, знать.
– После поимки и во время перевозки, животные часто отказываются от пищи, – объяснил Главный Конюх. – Хотя это не болезнь, но тоже опасно. Пленник может умереть от истощения, хотя нашей красавице это, похоже, не грозит. Пока. Но она сильно похудеет без еды, пока мы доберемся до дома.
– Ничего себе! – воскликнул Шустрик. – Станет костлявая, Малыш на нее и не посмотрит!
– Почем ты знаешь? – возмутился Затычка. – Он, может,
– Это ты, может, стройных любишь, а Зорька красивая, когда толстая! – отрезал Шустрик.
– Знатоку красоты – наше с кисточкой! – расшаркался Затычка, – Ты, значит, знаешь, какие Малышу нравятся, а я нет?! Он тебе это лично сказал, или письмо написал?
– Тише, мальчики, тише! – поднял руку Главный Конюх. – Я тоже думаю, что худеть Зорьке не стоит. Надо попробовать найти ту еду, которая придется ей по вкусу. Это может быть совсем необычная пища.
Данюшки перевернули весь корабль.
Сначала Зорьке носили на пробу продукты из камбуза – корабельной кухни.
Коренья ей не нравились. Сухари тоже. Копченое сало отвергла сразу, сушеный горох понюхала, подумала, но отказалась. Соленый сыр интереса не вызвал.
Рис, гречку и овес Зорька за еду не считала, как и сахар. Наивкуснейшую похлебку, которую, лишившись добавки, отдал Полосатик, вредная красавица разлила, перевернув миску.
– Ой, не завидую я Малышу! – в сердцах сказал Полосатик. – Какое чудовище мы ему откопали? Да она же своим характером кого хочешь со свету сживет!
Сушеные фрукты Зорька попробовала на вкус, но выплюнула.
Рыбу ловким ударом хвоста выкинула из клетки.
Продукты кончились.
Тогда в пищу ей стали предлагать разные несъедобные вещи. Бумагу, кожу, опилки…
Зорька есть отказывалась.
Заготовленная трава, сложенная возле ее клетки, сохла и превращалась в сено…
Затычка решил усовестить красавицу.
Он уселся возле клетки и принялся читать Зорьке нравоучение:
– Глупая ты женщина, хоть и священная! Ну что ты кривляешься, есть не хочешь? Всю свою красоту загубишь, на тебя распоследний перевертыш не посмотрит, не то, что королевский птеригоплихт! Вон, похудела – все ребра наружу! Вылитая стиральная доска! И тебе не стыдно?
Зорька фыркала и помахивала в такт его словам хвостом, но особого раскаивания не проявляла.
– И что у тебя за характер? – продолжал совестить ее Затычка. – Весь корабль на уши поставила, люди ночей не спят, думают, чем бы тебя ублажить! А тебе хоть бы хны! О себе не думаешь, о нас подумай! Что, дел других у команды нет, кроме как твоим питанием интересоваться?! Знали бы, что ты такая вредная, нипочем бы не взяли! Сидела бы в своей луже и мира не увидела! Ну что тебе надо? Каких сахарных яблок?!
Зорьке Затычкина речь очень понравилась,
А сено около клетки пахло бабушкиной деревней…
Утомившись воевать с несговорчивой птеригоплихтихой, данюшки забрались на него.
Хоть над ними была не крыша, а палуба, и за стенками плескалось море, все равно было похоже на сеновал.
Затычка с Полосатиком заснули, Шустрик, лежа на животе и, подопря голову руками, бездумно наблюдал за Зорькой.
Мимо клетки несколько раз прошел Корабельный Плотник. Он пронес оструганные доски, потом ящичек с инструментами. В третий раз он понес наполненное чем-то ведерко.
Зорька чуть встрепенулась и втянула в себя воздух.
– Вам помочь? – окликнул его Шустрик.
Плотник повернулся, увидел мальчишку и с улыбкой подошел к нему.
– Да нет. Там работы – всего ничего. Переборку заделать.
– А что в ведре? – спросил Шустрик.
– А-а, олифа. Я доски сейчас набью, проолифю, потом красочкой пройдусь, – никакая сырость не возьмет!
Зорьку ведерко заинтересовала, она придвинулась к прутьям, поближе к Плотнику.
– А она… съедобная? – спросил Шустрик.
– А кто ее знает! – хмыкнул Плотник. – Не ел! Вообще-то на льняном масле сварена.
– Давайте попробуем ее Зорька предложить! – взмолился Шустрик.
– А как ты ей дашь? – почесал в затылке заинтересованный Плотник. – В блюдце нальешь?
– Да нет, по-другому сделаем.
Шустрик выдернул пучок сухих травинок, взял у Плотника плоскую кисть, обмакнул в ведерко и помазал травинки олифой, как соусом. Затаив дыхание, протянул сквозь решетку.
Зорька немного пофыркала, кося глазом на Корабельного Плотника. Но затем решилась, мягко схватила ротовыми пластинками пучок травы. И захрупала им, словно с детства ничего, кроме олифы в качестве подливки не ела.
– Вставайте, сони! – дернул друзей Шустрик. – Заработало! Красавица любит олифу!
– Ну, наконец-то! – пробурчал злой со сна Затычка. – Еще немного – и от горя я сам бы сено жевать начал!
– Значит, как я понимаю, переборочке некрашеной стоять? – спросил догадливый Корабельный Плотник.
Насколько раньше Зорька была капризной в еде, настолько теперь она стала прожорливой. Запасы травы таяли на глазах.
– Девицу украшает скромность и умеренность! – увещевал ее теперь Затычка, наблюдая, как птеригоплихтиха расправляется с очередной охапкой травы. – Если дело так пойдет, то ты из клетки выйти не сможешь! Придется стенки ломать! Опомнись, красавица! Не забывай о фигуре!
А Зорька слушала и ела.
Учитель Лабео, заглянувший в трюм, осмотрел разъевшуюся Зорьку и сказал: