Лето Мари-Лу
Шрифт:
Мари-Лу не проснулась к ужину. Она лежит на кровати как мумия. Даже Бритт не может привести ее в чувство.
— Оставь ее, — говорит папа. — Ей нужно как следует отдохнуть.
И только поздним вечером, когда уже стало темнеть, Мари-Лу просыпается. Мы слышим, как она ворочается в постели, и я иду в ее комнату.
— Привет, — говорю я. У меня такое чувство, словно мы давно не виделись.
Она что-то бубнит. Сворачивается калачиком под одеялом. Похоже, что она снова
— Ты проспала весь день, — говорю я.
Она открывает глаза и, прищурившись, смотрит на меня:
— Правда? А мне кажется, что я всего лишь задремала.
Я продолжаю разговор, чтобы не дать ей снова заснуть.
Спустя некоторое время ее взгляд начинает проясняться.
— О Боже, как же я проголодалась! — восклицает она.
Папа и Бритт сидят за кухонным столом у окна. Папа читает, а Бритт раскладывает пасьянс. Весь стол завален игральными картами.
— Что-нибудь осталось для Мари-Лу? — спрашиваю я. — Только без бекона. Она не ест мясо.
— Я приготовлю вегетарианское рагу, — говорит Бритт и встает из-за стола. — В кладовке где-то были лисички.
— В этом году почти нет грибов, — жалуется папа. — Только в самых сырых местах. На березовом болоте мы нашли совсем немного. Говорят, что жара в этом году — самая сильная с лета 1959-го.
— К выходным обещали дождь, — вставляет Бритт.
— Посмотрим, — говорит папа.
Мари-Лу получает лисички с жареной картошкой и луком и с аппетитом поглощает свою порцию. Потом делает себе три бутерброда с сыром.
— Да, ты действительно проголодалась, — говорит Бритт. — Еще есть яблочный пирог. Будешь на десерт?
Мы все не прочь перекусить пирогом. Через минуту мы сидим за столом и уплетаем пирог с теплым ванильным соусом.
— Это «белый налив», — говорит папа. — Такой сорт яблони у холма.
— Во всяком случае, в этом году хороший урожай яблок, — говорит Бритт.
Мы сидим и болтаем, словно одна большая семья. О погоде и ветре, о лисичках и яблоках. Окно открыто настежь, и звуки летнего вечера вплетаются в наш разговор. Вдруг Бритт закрывает окно и говорит, что комары — это, пожалуй, худшее из всех зол, кроме жары.
— И шмели, — добавляет она. — Никогда еще не было столько шмелей.
В десять часов папа включает радио, и мы слушаем вечерние новости. В мире всё как обычно. Самолет, направлявшийся на Кипр, был вынужден вернуться в аэропорт Арланда, потому что забыли погрузить беспошлинные автомобили. Папа Римский совершил путешествие по Африке. Нехватка воды в водоемах угрожает ежегодной ловле раков. Два испанца разделят первое место в гонке «Тур де Франс».
— Даже в новостях засуха, — говорит папа.
В
— Я помогу тебе, — говорю я папе.
Мы идем в сарай. Трава сырая от росы, и я говорю, что не понимаю, как такое возможно в такую сушь. Папа начинает объяснять, что в воздухе всегда содержится достаточно влаги, но она превращается в росу, когда воздух охлаждается. Я все равно не понимаю.
Мы зажигаем в сарае свет и находим две раскладушки с металлической сеткой за батареей банок с краской.
— Вы с Мари-Лу будете спать в моей комнате, а я — с Бритт, — говорит папа, пока мы тащим раскладушки.
— Отличная мысль, пап, — говорю я.
Затем я отвожу Мари-Лу в туалет. Пока я стою и жду ее, я чуть не засыпаю. Когда мы возвращаемся во двор, папа и Бритт уже почистили на мостках зубы. Они желают нам спокойной ночи. Папа закрывает дверь в комнату Бритт, показывает ногой на светлую полосу на полу и говорит:
— Никогда не понимал, зачем людям пороги.
— Они лежат в сарае, — говорю я.
Мы с Мари-Лу стелем постели. В железных сетках кроватей застряла паутина и сухие листья, но мы не обращаем на это внимания и ложимся спать.
— Я совсем не хочу спать, — жалуется Мари-Лу.
Я не уверен, что успеваю ответить ей. Чувствую, как подо мной провисает сетка, и засыпаю.
На следующее утро вещи предстают в ином, более резком свете. Я долго сплю, проснувшись, выхожу во двор и мочусь на цветы иван-чая. Бритт уже давно на ногах, и воздух звенит от ударов молотка.
Я сажусь на скамейку перед домом и прихожу в себя. Двор кажется немного чужим, словно меня давно не было.
— Без двадцати двенадцать, — говорит папа. — Ты проспал тринадцать часов.
Он сидит во дворе и работает на своем ноутбуке.
— Я же смертельно устал, — говорю я и смеюсь.
— Мари-Лу не проснулась?
— А вот и она сама, — говорит Мари-Лу, появившись в дверях. — Хотя она почти совсем не спала.
Рампа стоит у стены дома. Я беру ее и кладу на место. Из верхнего конца двери торчат гвозди, я беру папин старый башмак и забиваю их, чтобы рампа лежала неподвижно. Интересно, что нас теперь ждет? Чья жизнь изменится: их или наша?