Лето ночи
Шрифт:
С трудом продираясь сквозь кусты и время от времени, когда приходилось резко сворачивать в сторону или преодолевать крутой подъем, оглядываясь на Лоренса, Дейл старался как можно дальше оторваться от погони и одновременно, словно мысленно развернув перед глазами подробную карту, прикидывал, как им добраться до третьего лагеря и при этом не попасть в руки неприятеля, если фактически бежать туда надо в обратном направлении и буквально по собственным следам.
Холмы эхом вторили воинственным воплям противников.
Библиотека университета Брэдли была не из самых лучших – университет специализировался в области образования, технологии и бизнеса, – но Дуэйн хорошо ориентировался в ее собрании и достаточно быстро нашел информацию по интересующему его предмету. В поисках материалов он переходил от картотеки к книжным полкам, затем к каталогу микрофильмов
Итальянцы и их соседи, живущие за Пиренейским хребтом, были просто шокированы, когда на конклаве 1455 года его высокопреосвященство дон Алонсо-и-Борха, архиепископ Валенсии, кардинал Кватро Коронати, в возрасте семидесяти семи лет был избран Папой. Некоторые считали, что основным поводом к этому избранию послужили его преклонные годы и вполне очевидные недуги: конклаву нужен был слабый Папа и никто не сомневался, что Борджа – так итальянцы переделали его исконное испанское имя – окажется именно таким.
Но, став Папой Каликстом III, Борджа, казалось, обрел источник энергии в своем высоком чине, занялся укреплением папской власти и весьма преуспел на этом поприще. Кроме того, он замыслил и организовал новый – и, как оказалось, последний – крестовый поход против турок, все еще удерживавших за собой Константинополь.
Дабы запечатлеть в анналах истории свое папство и возвышение семейства Борджа, Каликст велел отлить огромный колокол из металла, добываемого в легендарных копях Арагона. Колокол был отлит. Согласно легенде, железо для него было взято из так называемого Звездного Камня Коронати – по всей видимости, метеорита, – служившего источником самого чистейшего металла, с которым уже на протяжении нескольких поколений работали лучшие кузнецы Валенсии и Толедо. В 1457 году колокол был выставлен на обозрение публики в Валенсии, а затем в сопровождении величественной процессии отправлен в Рим. По пути процессия останавливалась во всех крупных городах провинций Арагон и Кастилия, дабы и там колокол могли увидеть все желающие. И эта задержка оказалась роковой.
Великолепный колокол Каликста торжественно прибыл в Рим 7 августа 1458 года. Однако восьмидесятилетний Папа не смог его увидеть. Он умер накануне ночью.
Дуэйн тщательно изучил оглавление книги и внимательно просмотрел ее от начала до конца, но больше никаких упомина-ний о колоколе Каликста не обнаружил. Тогда он вновь вернул-ся к каталогу и выписал шифры нескольких изданий, содержа-щих сведения о Родриго – племяннике Папы Каликста.
Информации о Родриго было море. Дуэйн торопливо испи-сывал лист за листом, довольный тем, что захватил с собой несколько блокнотов.
На заседании конклава 1458 года двадцатисемилетний карди-нал Родриго Борджа развил необычайно кипучую деятельность. Не имея ни малейших шансов на избрание Папой, молодой Борджа проявил необычайную дальновидность и всеми силами способствовал выборам следующего понтифика, обеспечив поддержку архиепископу Энеа Сильвио Пикколомини, который покинул конклав Папой Пием II. Пикколомини не забыл по-мощь юного кардинала, оказанную в тяжелое время, и Папа Пий II позаботился о том, чтобы последующие несколько лет стали весьма плодотворными для Родриго Борджа.
Однако никаких упоминаний о колоколе Дуэйну не встретилось. Он по диагонали пробежал еще два тома и уже почти пролистал третий, когда наткнулся на еще одно свидетельство.
Это была история, записанная самим Пикколомини. Папа Пий II оказался прирожденным летописцем – скорее истори-ком, чем теологом. Его заметки о конклаве 1458 года во всех подробностях рассказывали о том, какую именно поддержку получил архиепископ Пикколомини от кардинала Родриго Бор-джа и насколько важной и полезной она оказалась. Затем в отрывке, посвященном празднованию Вербного воскресенья в 1462 году, то есть четырьмя годами позже, Пий описал необык-новенную процессию в честь прибытия в Рим головы святого Андрея Первозванного. Прочитав об этом, Дуэйн чуть улыб-нулся: пышное празднество в честь прибытия головы показа-лось ему забавным.
Отрывок был довольно многословным.
Все
Процессия остановилась перед жилищем вице-канцлера, дабы насладиться звучавшими там мелодичными песнями и серенадами, а также полюбоваться сияющим золотом дворцом-крепостью, который, по слухам, пышностью не уступает дворцу Нерона. По случаю большого праздника Родриго украсил не только собственный дворец, но и близлежащие дома, так что все пространство вокруг походило на прекрасный, утопавший в роскоши сад. Мы предложили освятить жилище Родриго, его земли и сам колокол, но вице-канцлер отказался от нашей милости, сообщив, что колокол некоторым образом уже был освящен двумя годами ранее, по окончании строительства дома. Немало пораженные, мы продолжили путь, и повсюду нас и нашу бесценную реликвию сопровождали почтительные приветствия толпы.
Дуэйн покачал головой, поправил вечно съезжающие на кончик носа очки и улыбнулся. Мысль о том, что этот колокол, всеми забытый, висит в заколоченной башне Старой центральной школы, казалась невероятной.
Он еще раз перечитал свои заметки, потом взял с полок еще несколько книг и вернулся на место.
Новая информация не заставила себя ждать.
Третий лагерь находился на склоне холма, примерно в четверти мили от кладбища. Чащоба здесь была почти непроходимая, во многих местах ветви деревьев едва не касались земли, а сквозь заросли кустов было почти невозможно продраться, кроме разве что по нескольким охотничьим тропам или вдоль узкой просеки, по которой водили на водопой скот. Сам лагерь, откуда ни посмотри, выглядел сплошным скопищем кустов: переплетение стволов толщиной с запястье окружало его стеной, а ветви, соединяясь с низко растущими кронами деревьев, создавали нечто вроде шатра. Но стоило в определенном месте опуститься на колени и проползти по запутанному лабиринту стволов – и перед вами открывался вход в чудеснейшее место.
Первыми прибыли Дейл и Лоренс, они запыхались и поминутно оглядывались через плечо, слыша крики Маккоуна и его компании, которые отстали от них всего лишь на сотню ярдов. Уверившись, что их никто не видит, они быстро пригнулись и на четвереньках проползли по траве в третий лагерь.
Внутри они чувствовали себя так же спокойно и безопасно, как в родном доме: зеленые стены окружали почти идеально круглую площадку диаметром восемь футов, причем в толще стен имелись амбразуры, позволяющие видеть все, что творится вокруг, не рискуя быть замеченными снаружи. Какой-то каприз природы создал на склоне холма почти горизонтальный участок, хотя совсем рядом был достаточно крутой спуск. Короткая мягкая трава делала площадку гладкой, как поле для гольфа.
Однажды Дейл оказался здесь во время летнего ливня и остался почти таким же сухим, как если бы сидел дома. А одной снежной зимой они с Майком и Лоренсом лишь с огромным трудом нашли этот лагерь: отсутствие привычной листвы сделало его совершенно другим и практически неузнаваемым. А когда они заползли внутрь, то с удивлением обнаружили здесь полное отсутствие снега: плотное сплетение стволов и ветвей защищало убежище так же надежно, как летом.
И вот теперь братья лежали внутри, задыхаясь от быстрого бега, но стараясь не выдать себя ни единым звуком, и прислушивались к взволнованным крикам преследователей, ломившихся через лес.
Они побежали вот сюда! – донесся вопль Чака Стерлинга, бежавшего по старой тропинке, которая проходила футах в двадцати от тайника.
Внезапно совсем близко послышался треск и хруст ветвей. Дейл с Лоренсом уже схватили на изготовку заранее припасенные палки, но тут из тайного лаза на площадку вывалился Майк О’Рурк. Его лицо горело ярким румянцем, глаза сверкали, а на лице алела свежая царапина, оставленная острым сучком. Майк широко ухмылялся.
– Где они?… – начал было Лоренс.
Майк быстро зажал ему рот ладонью и покачал головой.