Лето с капитаном Грантом
Шрифт:
Мимо проехали «Жигули». Поравнявшись с ребятами, водитель съехал к обочине и обдал их весенней грязью. За стеклом была видна его смеющаяся физиономия. Он пошутил и смеялся. Потом поехал дальше, уже посередине дороги.
Андрей вытер лицо, хотел стереть грязь с куртки и тут увидел, что «Жигули», те самые, зелененькие, остановились у светофора. Он побежал вперед. Женя
Водитель вылез из машины и пошел на них. В руках он держал большую железяку. «Монтировка», — вспомнил Андрей название этой железяки. Водитель не был теперь таким веселым малым, он надвигался молча, не как человек, а как враждебная стихия. Не кричал и не ругался — просто шел. Было довольно страшно. Но ребята стояли. Чем ближе подходил водитель, тем медленнее он шел. Значит, хотел напугать, устрашить, добиться, чтобы побежали. Но Андрей и Женя не побегут. Каждый знал это и про себя, и про друга. И тогда водитель плюнул в снег и сказал:
— Встретимся еще.
Так всегда говорят, потерпев поражение.
Зажегся на светофоре зеленый свет. Значит, все это длилось около минуты? А показалось так долго. Уехали зеленые «Жигули».
Андрей и Женя не спеша двинулись дальше. Женя молчал, Андрей тоже. Потом Женя сказал:
— Наверное, так нельзя.
Андрей знал, что Женя скажет именно эти слова. Он их ждал, буквально этих самых слов: «Наверное, так нельзя».
— А как можно? Утереться и сделать вид, что так и надо?
— Не знаю. Но на хамство нельзя отвечать хамством. Ты же интеллигентный человек, а не такой, как он.
— Интеллигентный — не значит беспомощный и хлюпик. Хама надо учить. Может быть, он теперь подумает, прежде чем людей грязью обливать. Заметь, он
— Да, я знаю.
— Он же — хамье законченное. Завтра женщину оскорбит. Послезавтра ребенка обидит. Ему что? Кругом непротивленцы ходят вроде тебя. А если ты такой добренький, чего же ты драться с ним собирался? А, Жень?
— Ну тебя в болото. Я же за тебя драться хотел, а не за твои сомнительные идеи…
Андрей и Женя простились на углу. Сколько раз они прощались на этом углу, с первого класса!
Андрей шел один. Вспомнил, как мама сказала, что он слишком жестко обошелся тогда со Славой. Теперь и Жене кажется, что Андрей переборщил. Может быть, Женя считает, что Андрей злой? А он ведь не злой, но может и разозлиться. Иногда человек должен злиться, а как же?
Андрей еще очень молодой, и, как у большинства молодых, у него много разных теорий. Одна, например, такая. Каждый поступок может стать началом привычки. Поступишь так один раз, другой — и ты уже привык так поступать. Вот сегодняшний случай. Спустил бы Андрей этому распоясавшемуся наглецу, а до этого — Славке с его бездушием и нахальством, и что? Глядишь, так и стал бы всегда всем спускать, сторониться борьбы за свое достоинство. И отвык бы давать отпор, и ходил бы всю жизнь в обиженных. Нет, поступать надо так, как считаешь правильным, а не глотать из трусости чужое хамство.
Вот если бы научиться не обижаться, а быть выше этого… Но кто это умеет? Может быть, один человек умеет — его мама.
Из почтового ящика Андрей вынул письмо. Глянул на конверт, удивился — письмо было от Славы, из Йошкар-Олы.
«Сначала я на тебя здорово разозлился. Потом, когда вернулся домой, заметил, что эта история не забывается. Говорю себе: плюнь и разотри. Но нет, не получается. Я много думал. И захотел перед тобой извиниться. Извини меня, Андрей. А не хочешь — как хочешь».
Андрей положил письмо в карман, на душе было радостно.
Нет отдельной туристской правды, нет специальной походной нравственности. Она одна на все времена года.