Лето сумрачных бабочек
Шрифт:
– Он ведь не приходил сюда сегодня утром, да? – спросила я, слегка краснея. – Просто кто-то один раз позвонил в дверь… – Я от смущения прикусила губу.
– Сегодня утром – нет, солнышко. Он пару дней побудет со своим отцом, они отправились в поход. Как мужчина с мужчиной, сказал его папаша. – Она захохотала и согнулась от смеха пополам, стукнувшись головой о стол. – С тех пор как мы с Колином развелись, он всегда таскает бедного Мака в какие-нибудь важные и сложные авантюры, которые якобы должны сделать их ближе. Я скажу Маку, чтобы он заглянул к вам, как только вернётся.
Я подумала о том, чтобы показать им таинственную записку, но не хотела пугать
Стелла торчала у нас целую вечность. Мы намазывали бобы на тосты вместе с расплавленным сыром, потом она ненадолго выскочила в винную лавку и купила бутылку вина для них с мамой. Я думала спросить маму про фотографию, пока Стелла уходила за вином, но я не знала, как скоро она вернётся. Я понимала, что откладываю этот разговор, тяну время, но мне нужно было быть уверенной, что я выберу правильный момент.
Когда Стелла вернулась, они затеяли долгую дискуссию о группе «Take That» и о том, следовало ли Робби возвращаться или нет. Они рассуждали об этом целую вечность, а потом мама откопала старый CD-диск, и они стали подпевать каждой песне, громче и громче, размахивая бокалами. Я пыталась слушать и проявлять интерес, но внутри у меня всё зудело. Общаться со Стеллой было круто, но мне очень нужно было поговорить с мамой наедине.
К тому времени, как Стелла ушла, было уже больше десяти часов вечера. Как только мама закрыла за ней дверь, все огни в доме словно погасли, он стал казаться каким-то особенно тёмным и пустым.
– Стелла очень славная, верно? – вздохнула мама. – Она всегда была замечательной подругой.
– А почему ты с ней не общалась всё это время?
Мама пожала плечами.
– Честно говоря, не знаю. Я уехала из Оукбриджа и была занята работой и тобой. Наверное, так просто случается, вот и всё… Но я теперь, наверное, пойду к себе. Я с ног падаю. День сегодня был нелёгкий.
У лестницы она остановилась и повернулась ко мне:
– Знаешь, я очень надеюсь, что не совершила огромную ошибку. – Она говорила о своей новой работе, но я гадала, сколько других ошибок она могла сделать. Для начала, например, она не рассказала мне правду о своём прошлом. Я подумала о списке, нацарапанном на обороте записки, которая лежала у меня в кармане. Все эти вопросы продолжали вихриться у меня в голове. Кто этот ребёнок? Это моя сестра? Где она теперь? Почему я о ней не знаю? Я пошла вслед за мамой, решив, что я могу хотя бы попробовать прощупать почву.
Она была в своей комнате, лежала поперёк кровати, прикрыв глаза предплечьем.
– Выключи свет, хорошо, солнышко? Я чувствую, у меня начинается мигрень.
Я стояла возле двери, протянув руку к выключателю. Мои вопросы неожиданно показались мне трудными и даже опасными.
– Пожалуйста, Бекки, выключи. – Мама приподнялась, чтобы видеть, что я делаю. Я открыла рот, чтобы заговорить, но все слова спутались у меня в голове. Я не могла выстроить их в правильном порядке, не могла заставить свой голос звучать должным образом.
– Зачем ты сказала мистеру Джексону, что я не умею плавать? – Это было всё, что я сумела произнести в итоге.
Что-то промелькнуло на её лице. Было, а потом исчезло. Страх или вина… я не была уверена. Она снова легла, отвернувшись
– Мне жаль, – сказала она спустя пару секунд. – Мне действительно жаль. Мы вчера разговаривали, и это как-то само собой выскользнуло.
– Мам, ты же знаешь, что я никогда никому об этом не говорю!
– Я делаю это ради тебя, Бекки, – пробормотала она, голос у неё был сонным. – Честное слово.
Я выключила свет и закрыла за собой дверь. Я не могла спросить её о фотографии. Не сейчас.
Мне было гораздо труднее уснуть, чем маме. Я лежала в душной комнате, крепко закрыв глаза, и пыталась представить папу, стоящего на крыльце, но что-то мешало мне. Я последовательно вспомнила всё, что произошло с прошлой ночи: обнаружение фотографии, таинственная записка, встреча с мистером Джексоном и с Розой-Мэй. Я вспомнила каждый момент с той секунды, когда нашла коробку, спрятанную под маминой кроватью, но так и не смогла понять, что же меня беспокоит. Это было как новый пазл – только кусочки не складывались воедино. А потом, когда я уже уплывала в сон, до меня дошло.
Это было то, что сказала мне Роза-Мэй в Саду Бабочек, когда я показала ей записку.
«Ты хочешь сказать, что пришла сюда, чтобы встретиться с кем-то, кого ты даже не знаешь?» Так она сказала, когда мы заговорили о Маке. Я включила свет, достала записку из кармана джинсов, разгладила её и положила перед собой на кровати.
Встретимся в Саду Бабочек – в любое время сегодня утром после одиннадцати.
Эта записка была не от Мака, ведь он ушёл в поход. Но был ещё один человек из Оукбриджа, который мог пожелать встретиться со мной. Ещё один человек, которого я не знаю и которого видела только в грёзах.
Моё сердце заколотилось чаще.
Неожиданно в случившемся появился отчётливый смысл.
Эта записка, скорее всего, была от моего отца.
Глава пятая
Я знаю о своём отце только три факта. На свой седьмой день рождения я донимала маму расспросами о папе, и в минуту слабости она сказала:
– Его зовут Бен, он очень высокий, и он природозащитник.
Я не знала, что значит «природозащитник» – я тогда не могла даже правильно выговорить это слово, – но в словаре было сказано: «Тот, кто защищает природную среду от уничтожения или загрязнения». Помню, я подумала, что это очень круто: получается, что мой папа – кто-то вроде супергероя, который всегда в отъезде, потому что он спасает тропические леса или следит, чтобы белые тигры не вымерли.
На некоторое время мне этого было достаточно. Я бегала вокруг игровой площадки в школе, притворяясь, будто мы с папой вместе в амазонской сельве сажаем деревья и присматриваем за гориллами и другими тропическими животными. Когда мне было девять лет, мне подарили фотоаппарат, и я ползала по саду, фотографируя каждое насекомое, какое только могла найти. Мы оба были природозащитниками, и у нас была важная работа.
Наши выдуманные приключения становились всё более опасными и волнующими, они сопровождали меня все годы учёбы в младшей школе, но в конце концов мне захотелось узнать больше. Мелкие повседневные подробности: например, какой пудинг он предпочитает и кого любит больше – кошек или собак, – и самое главное, собирается ли он когда-нибудь вернуться к нам? Но мама ничего мне не говорила. Она сказала, что разговоры о нём заставляют её вспоминать вещи, о которых она больше не хочет думать, и, похоже, что бы я ни делала, она не собиралась менять своё мнение.