Лето у моря (сборник)
Шрифт:
– Брэн, милая, прости меня! – с отчаянием сказал я. – Я же говорил, что я хам и негодяй, а теперь можешь считать меня еще и законченным дебилом, ослом и кем только захочешь! Пойдем, ты еще раз переедешь меня своим автомобилем, но на этот раз основательно!
А она все смеялась, не в силах остановиться.
– Ну и ну, – выдохнула Брэнда. – Это же впервые в жизни! За это стоит еще выпить! Ну почему, скажи, пожалуйста, ты решил, что мой отец… – и она снова стала хохотать.
– Почему, почему, – я не знал, что ей ответить. – Решил не только я, но и Тим: мы с ним вдвоем ужинали в «Синей птице», когда я тебя впервые увидел с этим… твоим отцом. Не знаю, почему мы так подумали. Я же никогда не слышал,
Брэнда замолчала, задумчиво глядя на меня сквозь бокал:
– Да, прячет. В прессе никогда обо мне не упоминалось и не будет упоминаться: об этом папа тщательнейшим образом заботится. Я его единственная дочь, его наследница, его сокровище, он бережет меня как зеницу ока. Именно поэтому мы частенько спорим, именно поэтому за мной везде таскается Дэвид, хотя я к нему уже привыкла: он мне вроде подружки.
– Ты простишь меня? – виновато спросил я.
– Конечно! – она снова улыбнулась. – Ты такой милый, правда. Я так рада, что чуть не задавила тебя, Дик!
Оригинальный комплимент от девушки! Тем не менее я был тронут ее словами и чертовски рад, что Адам Кэмпбелл – ее отец. Хотя так ли это здорово? Неужели он позволит мне, простому смертному, встречаться с его дочуркой? Я решил подумать об этом позже, тем более Брэнда сейчас сидела со мной, улыбалась вполне счастливо и продолжала изливать мне душу:
– Я так рада, что мы познакомились, – говорила она. – Ты не представляешь, что значит быть дочерью моего отца, Дик. Как однообразна и скучна моя жизнь: постоянно какие-то закрытые приемы, банкеты только для избранных, только для своих – таких же, как папа. И я обязана на них присутствовать, вести себя как леди, и все это только ради того, чтобы найти себе выгодную партию. Как мне все это надоело! Пока мама была жива, – тут ее глаза наполнились слезами, но она взяла себя в руки, – она еще хоть как-то пыталась бороться с отцом за мои права, но после ее смерти… Да я его не виню, я знаю, как сильно он меня любит. Я тоже его люблю, но нельзя же так, Дик! С удовольствием я поменяла бы свою судьбу на судьбу простой секретарши. Папа запрещает мне даже учиться где-нибудь: не дай бог, у меня случится студенческий роман с каким-нибудь оборванцем (это он так говорит), поэтому я всю жизнь на домашнем обучении. Это ужасно, Дик, ужасно! А ведь мне уже двадцать! Жду не дождусь своего совершеннолетия. Папа обещал подарить мне свой дом, обычно он всегда держит слово, и я уверена, что выполнит обещанное. Тем более я вряд ли буду жить в этом доме совсем одна: уверена, что он наймет огромный штат прислуги и охраны, а сам будет каждый день приезжать в гости… Прости, Дик, что я все это на тебя вывалила, но мне так не хватает обыкновенного человеческого общения, друга, с которым я могла бы вот так легко, как с тобой, поговорить, рассказать все. Я хочу просто жить, понимаешь?
– Брэн, родная, – и как у меня это вырвалось? – Я все понимаю. Может, у меня получится стать для тебя таким другом?
Ее прекрасные печальные глаза потеплели:
– Это лучшие слова, какие я слышала в жизни! Спасибо тебе!
Это было так просто: Дик и Брэн. Брэн и Дик. Мы оба это прочувствовали и одновременно улыбнулись друг другу.
– Не будем больше о грустном, хорошо?
– Договорились. Дик, расскажи, пожалуйста, о себе и Тиме: мне известно только то, что раскопал о вас Дэвид, – она виновато посмотрела на меня. – Не сердись, но я же должна была знать, кого сбила!
Я погрозил ей пальцем:
– Ай-ай-ай, мисс Кэмпбелл! Нехорошо вмешиваться в частную жизнь простых граждан.
– Больше никогда не буду! – торжественно поклялась Брэн. Мы рассмеялись. Потом я рассказал ей о нашем цветочном бизнесе, и она нашла это очень романтичным занятием.
– Обещай мне! Обещай немедленно! Ты свозишь меня в Моссбридж и покажешь все это сам!
– Обещаю, – ответил я.
Это был чудный вечер: мы многое узнали друг о друге. Я убедился, что Брэнда совершенно нормальная девушка, не испорченная богатством своего отца, что она любит читать, прекрасно играет на рояле, предпочитает Шопена всем остальным композиторам, обожает море, лето и сирень.
– Почему именно сирень? – во мне проснулся профессиональный интерес: мы с Тимом сирень не выращивали.
– Не знаю, – сказала Брэнда. – В ее цветах есть нечто загадочное: нежное и вместе с тем грустное. А ты что можешь сказать о сирени?
О сирени я мог рассказать многое, не зря же столько лет занимаюсь цветами.
– С чего начать? – задумался я. – Знаешь ли ты, что родиной сирени называют то Персию, то Балканы. Именно из Персии она и попала в Европу в виде щедрого подарка императору Фердинанду I от турецкого султана Сулеймана Великого в середине XVI века. А первое ботаническое описание сирени сделал итальянец Маттиоли в 1565 году.
– Ого! – Брэнда смотрела на меня с уважением. – Ты просто ходячая энциклопедия.
– А то, – гордо ответил я, польщенный ее комплиментом, и продолжил. – Вскоре сирень попала в Англию и поселилась в парке Елизаветы. Но у нас сирень почему-то считается цветком печали и несчастья – это ты верно почувствовала. Старая английская пословица говорит, что тот, кто носит сирень, никогда не будет носить венчальное кольцо.
– Правда? – Брэнда совершенно по-детски испугалась. – Совсем-совсем никогда?
– Не бойся, глупышка! – успокоил я ее. – Это всего лишь пословица.
– Мне больше не нравится сирень, – Брэнда была очень расстроена. – Ну ее! Вместе с печалями и несчастиями.
Так мы и проговорили с ней почти до полуночи. Несмотря на разницу в возрасте – как-никак двенадцать лет! – мы с Брэндой понимали друг друга с полуслова, говорили на одном языке. Это было здорово. Это пугало. Я отдавал себе отчет в том, что влюбляюсь в девушку, которая вряд ли когда-нибудь будет моей. Именно эти нехорошие мысли обуревали меня, когда мы с Брэндой вышли из ее «Бентли» (за рулем был ожидавший нас у паба Дэвид) в Мэйфере – самом роскошном жилом районе Лондона, а как иначе? – и пошли пешком по Грин-стрит к ее дому. Дэвид медленно ехал за нами на почтительном расстоянии.
Шли мы молча, наслаждаясь тишиной и прохладой майской ночи. О чем думала Брэнда, я мог только догадываться. А я с нараставшим чувством злости думал, что Тим был полностью прав, хотя не знал на тот момент истины, что ничего путного из наших отношений не выйдет. Да, я полюбил Брэнду, и в этом уже не было ни малейших сомнений, но зачем я пообещал быть ей другом? Это же ложь, я никогда не смогу быть ей просто другом! А на большее, видимо, не стоит и рассчитывать: куда уж мне тягаться с ее отцом… Да он раздавит нас с Тимом как клопов, если я только заикнусь об отношениях с его дочерью.
Вероятно, все эти тревожные мысли отразились у меня на лице, потому что Брэнда вдруг спросила:
– Что с тобой? Что-нибудь случилось?
– Да, – довольно резко ответил я, – все совсем не так, как надо!
– Извини, – тихо и удивленно сказала Брэнда. – А что конкретно случилось?
– Ничего не случилось, успокойся, – так же резко сказал я.
Она замолчала, и мне тут же стало неловко за свою нелепую грубость. В это время мы подошли к роскошному трехэтажному особняку с чугунными резными воротами, увитыми виноградным плющом, и я еще острее ощутил, как далека от меня Брэн, моя принцесса!