Лето в Сосняках

Рыбаков Анатолий Наумович

– Для себя работаем, собственные квартиры строим, сами себе начальники, ты нас лучше не трогай.

– Вас тронешь, – ответил Миронов.

Это был единственный случай, единственная встреча, когда Лиля вела себя так свободно. Шутливость ее была добрая, дружеская, но она завершала их прошлые отношения: Лиля говорила и шутила с ним так, как говорила и шутила с другими.

10

Будущему историку покажется, быть может, самым поразительным то, что мы называем прозаическим словом: «заводской коллектив».

В людях, объединенных на первый взгляд только производственным процессом, он увидит прообраз будущего общества. Завод для рабочего – это его завод, репутация завода – его репутация. Он хочет, чтобы завод был знаменит делами, а не кляузами.

Коршунов не придавал этому значения: общественным мнением надо руководить, а не руководствоваться. И с Мироновым не сговоришься, прав Ангелюк. Но признаться в этом Коршунов мог только самому себе: выглядеть в данную минуту умнее других – в этом и состоит секрет руководства.

Коршунов позвонил прокурору в присутствии Ангелюка.

– Для обвинения Миронова не собрано никаких данных, – ответил прокурор, – основания к прекращению дела бесспорны.

– Я рад, что все кончилось благополучно, – сказал Коршунов и положил трубку.

«Прокуратура – „карающий меч“, – подумал Ангелюк, – вот кого туда понасажали».

– Ну что ж, – сказал Коршунов, – никто не хотел плохого Миронову, но обстановку на заводе надо разрядить. Я думаю, управление согласится перевести Миронова на другой завод. Хорошие инженеры всюду нужны.

Он опять поднял трубку и велел соединить себя с Верхним.

– Кого вы там найдете? – усмехнулся Ангелюк. – Время десять, они свои часы соблюдают.

Ангелюк и на этот раз оказался прав: в управлении никого не было.

– Рады поскорее домой удрать, – продолжал Ангелюк, – а что дома? Телевизоры смотрят... Обывательщина! Еще придумали в субботу на два часа раньше отпускать.

Коршунов приказал соединить себя с квартирой Лапина. Лапин был дома.

– Женя, – сказал Коршунов, – в связи с делом Колчина на заводе создалась нездоровая обстановка, ее надо разрядить. Было бы правильно перевести Миронова на другой завод. Прошу меня поддержать.

– Позволь, – возразил Лапин, – ты настаивал на создании комиссии.

– Но комиссии нет.

– Будет, вероятно...

– Почему вероятно?..

– Здесь не уверены, что нужна проверка.

– А ты?

– Я тоже не уверен.

– Почему такое изменение позиции?

– Выясняются новые обстоятельства.

– Что ты имеешь в виду?

– Прокурор прекратил дело, ты знаешь?

– Знаю. Что из того?

– Валерий, – сказал Лапин, – неужели ты не видишь, что? происходит?

Ничего больше Коршунову не надо было говорить, он все хорошо понял. Интонации голоса, малейшие оттенки голоса он мог бы различить и по самому дальнему междугородному телефону, вырос на этом. И если уж Лапин так осмелел...

Коршунов пристально посмотрел на Ангелюка, тот неподвижно сидел в кресле, только глаза его внимательно следили за Коршуновым. Какая, однако, тупая, злобная морда...

– Матвей Кузьмич, –

спросил Коршунов, – Миронов утверждает, что именно вы посоветовали ему перевести Колчина в архив. Так это?

Ангелюк продолжал сверлить его своими свиными глазками.

– Я у вас спрашиваю, Матвей Кузьмич.

Ангелюк усмехнулся:

– Миронову надо было взять в цех инженера-механика, способного... Вакансии для этого способного не было. Я и сказал Миронову: есть в архиве вакансия, хочешь – перемещай. Но про Колчина я ничего не говорил и имени его не упоминал.

– Но ведь никого, кроме Колчина, он перевести не мог, механиком у него работал Колчин.

– А это меня не касается. Спросил про вакансию – я ему сказал, что есть в архиве.

– Некрасиво вышло, – сказал Коршунов, – делали вместе, а сваливаете на одного.

Кончено с Ангелюком. Он не намерен вверять свою судьбу какому-то Ангелюку. Когда-то он вверял свою судьбу могущественнейшим людям, а что от тех людей осталось?

– Позвоните в седьмой корпус, – приказал Коршунов, – и выясните, когда работает аппаратчица Кузнецова. Если работает сейчас, пусть после смены зайдет ко мне.

И вот Лиля сидит в кабинете Коршунова, в том самом кресле, в котором несколько дней назад сидел Лапин.

В ее облике, в модной прическе что-то московское, что-то от Столешникова и Петровки. Коршунов с сочувствием и симпатией смотрел на нее. И она заброшена судьбой в Сосняки так же случайно, как и он сам. Да, легко понимать издержки времени теоретически, но когда это перед твоими глазами...

– Я не был знаком с вашим отцом лично, но, конечно, слышал, – начал Коршунов, – его знала вся страна. Его имя напоминает великое время, он был из той железной когорты. Что делать? Все получилось так ужасно. Но прошлого не вернешь. Я давно хотел поговорить с вами, но опасался, что разговор будет вам неприятен. Вы в чем-нибудь нуждаетесь?

– Все у меня есть.

– Вы замужем, у вас дети?

– Дети есть, мужа пока нет.

– Квартира?

– В новых корпусах живу.

– Хотите учиться?

– Ученая уже.

– Кстати, каким образом Колчин взял у вас дихлорэтан?

– Очень просто – налил в пробирку. Я как раз вниз уходила. Когда поднялась, мне моя лаборантка говорит: «Приходил инженер, пробу взял». Ну взял и взял, мне-то что!

– Вы его раньше знали, Колчина?

– Знала, что инженер по аппаратам, – небрежно бросила Лиля.

– Ну, а так... он с вами никогда не разговаривал? Ведь он давно на заводе. Еще при вашем отце работал.

Скрытый смысл этой фразы заставил Лилю поднять голову, посмотреть на Коршунова.

– Ничего не знаю!

– Поразительные есть люди, – сказал Коршунов, – зачем он вас припутал?

– Чем же он меня припутал? Взял дихлорэтан? Так ведь он инженер, имел право.

– Я того же мнения.

– Ну и слава богу, – насмешливо сказала Лиля.

Трудно говорить с девкой, держится как в милиции...