Лето вёльвы
Шрифт:
Снежана молча кивнула. Церкви её не интересовали. В её семье никто туда не ходил.
– Хотя, знаешь, – задумчиво продолжил дед, – куда больше всё зависит от настоятеля. Если во главе стоит мудрый человек, то у него и в бывшем коровнике всё прекрасно будет. А если человек глуп и корыстен, то его не спасёт даже самое святое место и самый лучший храм.
Двери церкви открылись, и наружу вышла какая-то женщина в платке. Следом появился и священник. Был он ещё не стар, лет около сорока на вид. Крепкая фигура скрывалась под чёрной рясой с белым подрясником. Лицо обрамляли пышные тёмные усы с традиционной густой бородой-лопатой,
Снежана с дедом как раз дошли до церкви, когда священник закончил осмотр и повернулся к ним лицом. Девочка успела заметить в его круглых глазах вихрь эмоций: от интереса до разочарования, быстро сменившегося каким-то подобострастием. Мужчина торопливо спустился по ступенькам на дорогу. Поклонившись, он поприветствовал беловолосого старика елейным голосом:
– Бог в помощь, Волимир Станиславович. Долгих тебе лет и крепкого здоровья.
– И тебе не хворать, Филимоша, – глядя на невысокого священника сверху вниз, спокойно ответил на приветствие Волимир.
Снежана украдкой покосилась на дедушку, затем снова уставилась на попа. Дед всем своим видом и гордой осанкой излучал полную уверенность и властность. А вот Филимон разве что хвостом не махал, заискивающе заглядывая в глаза беловолосому старцу.
– Что застыл, аки кумир? – первым прервал затянувшуюся паузу Волимир. – Хочешь что-то сказать – говори. Хочешь что-то спросить – спрашивай. А не хочешь – так ступай. Или дел у тебя маловато стало?
На последних словах голос старика посуровел, а широкие изогнутые дугой брови сошлись на переносице. Филимон вытаращил глаза и поспешил заверить:
– Нет-нет! Что вы такое говорите, Волимир Станиславович?! Паствы у меня много, дел хватает и при храме, и по дому. Матушка вот просила крыльцо подновить.
– Ну?! – ещё суровее процедил дед. – Тогда тем более чего в землю врос? Ноги в руки, и айда!
Священник часто-часто закивал, несколько раз открыл и закрыл рот, и всё же осмелился задать мучавший его вопрос:
– Хотел спросить, Волимир Станиславович. Эта очаровательная девочка – ваша внучка, да?
– Моя, – тем же тоном ответил дед. – А тебе-то что?
– Любопытство, Волимир Станиславович, – заблеял Филимон. – Всего лишь вежливое любопытство, – он взглянул на девочку. – Прелестное дитя. На вас похожа.
– На кого ж ей ещё быть похожей? – с намёком спросил Волимир.
– Конечно-конечно, вы правы, – торопливо закивал священник. – А не сочтите за дерзость… К вам и дочь погостить приехала или только одна внучка?
– Только внучка, – коротко ответил он.
Филимон снова кивнул, но на лице его мелькнуло какое-то разочарование, не укрывшееся, ни от Снежаны, ни от Волимира. Девочка причины не поняла. А вот дед снова нахмурился и властно сказал:
– Тебя пойди матушка заждалась уже.
Священник сглотнул, торопливо поклонился и поспешил в противоположную сторону. Снежана проводила его непонимающим взглядом, затем посмотрела на дедушку и спросила:
– Деда, а почему он тебе кланяется и явно тебя боится?
– А потому что Филимоша не дурак, – хитро улыбнулся Волимир. – Знает, собака, на кого кадилом махать,
Девочка мигом вычленила из слов дедушки главное и уточнила:
– А что он такого страшного раньше делал?
– Да коня своего в узде не держал, – хмыкнул дед.
– Коня? – не поняла Снежана.
Волимир задумчиво посмотрел на внучку, подумал и пояснил:
– Филимоша, петух ощипанный, прежде был очень охоч до женщин. Я его раз предупредил, чтобы не тянул лапы, куда не следует. Мол, есть у тебя законная жена, с ней и милуйся, а саном не злоупотребляй. Не послушал, хрен мохнатый. Я второй раз предупредил. Ну а на третий предупреждать уже не стал. Так что, посидел, цыплёнок болезный, полгодика без мужской силы, и вынужденно остепенился.
Девочка задумчиво кивнула.
– Но это что! – дед неожиданно расплылся в хищной ухмылке. – Куда веселее было, когда он стал постоянно путать ящик для пожертвований со своим карманом. Я даже предупреждать не захотел. Так что потерял наш Иуда и новенькую иномарку, и гараж. Причём по собственной дури. Сам же всё своими руками и подпалил, когда светил. Свечечка из рук прыг, да прям в канистру с бензином. Знатно заполыхало. Народ вокруг аж залюбовался. Зарево до небес. Тушить нет смысла. Но горит ровно, не искорки в сторону. Так по фундаменту гаража прямоугольник и выгорел, а вокруг трава не тронута, и даже поленница целёхонькая стоит. По толпе ропот: – «знамение, не иначе». Я мигом и растолковал: – «То за грех воровства, жадности и сребролюбия, лицу духовному противное». Некоторые запротестовали. Но большинство призадумались, мол: – «а ведь дорогущая машина-то, и впрямь, непонятно на какие деньги куплена». Пришлось Филимоше бородёнкой подпалённой утереться.
Снежана невольно захихикала, глядя на дедушку, который рассказывал эту историю с выражением и в лицах. Тот тоже тепло улыбнулся в ответ.
– Пошли дальше, – мягко сказал он. – Чего стоять посреди улицы?
Его крепкая ладонь легла на хрупкое плечико внучки, и они дальше пошли по улице.
– И что, Филимон всё после этого понял? – спросила она.
– Да какой там понял! – фыркнул Волимир. – Принялся про меня людям в уши нашёптывать всякое, тайком пакостить. В ответ он раз в луже растянулся, другой – палец себе молотком отшиб. А на третий раз и вовсе слёг в инфекционное отделение с неведомой заразой. Месяц в себя приходил. Едва оклемался, и к архиереям своим с жалобой побежал, мол: – «спасите, помогите, злой колдун жизни лишить хочет, паству с пути истинного уводит, службы портит».
– И что эти…, – девочка запнулась на сложном слове, – археи?
– Архиереи, – мягко поправил её дед. – Это высшие чины в церковной иерархии. А что они? Там не дураки сидят. У них, знаешь ли, разные кадры есть. Кто языком треплет. А кто и, как это сейчас модно говорить, колдует почище архимага, выдавая чудеса за божье благословение, – глаза Волимира насмешливо блеснули. – Так вот, приехал ко мне старец благообразный. Посидели мы с ним за самоварчиком, чайку с медком попили, побеседовали к взаимному удовольствию. После чего тот и откланялся, а по пути пригрозил Филимоше отлучением, если ещё будет занятых людей по пустякам отвлекать. Вот с тех пор он и угомонился, при встрече поклоны бьёт и лебезит.