Лето

Лутс Оскар

Легкая улыбка пробегает по лицу Тоотса; почти рядом с церковью расположилась их старая школа с обомшелой крышей. Ему кажется – этот немало видевший на своем веку дом так близко отсюда, что хоть прыгай с колокольни прямо на его ветхую кровлю.

Но вот Тоотс вытягивает шею и пристально смотрит вниз.

– Ой, мне пора, – говорит он Либле. – Меня ждут внизу. Имелик уже там.

Узнав о планах бывших однокашников, звонарь сначала смеется, но затем все же их одобряет:

– Сходите, сходите в гости к Юри-Коротышке, – говорит

он. – Мысль удачная. Вы теперь взрослые мужчины, кое-кто из вас в господах ходит, поважнее его самого. Услышите, что он скажет. О-о, старик обрадуется, что пришли его проведать. Я по себе сужу: никогда не забуду, что господин Тоотс сюда на колокольню взобрался. И ежели, – добавляет на прощанье звонарь, – ежели выкроится свободное времечко, приходите и меня проведать в моих хоромах. Покажу вам мою малышку, это так называемое семейное счастье и… и, может, ради старой дружбы, по чарочке горькой пропустим. Но это опять же… просто так, для разговору сказано: такой большой чести я, пожалуй, не выдержу, лопну от гордости, как пузырь.

– Вы неправы, Либле, – отзывается уже с лестницы Тоотс, – может быть, приду, и даже очень скоро.

В это время колокольня словно вздрагивает. Сверху раздаются звучные удары колокола, башня вся так и звенит от них.

XIII

– Гляди-ка, он уже здесь, – говорит Имелик, протягивая приятелю руку.

– Да, – отвечает Тоотс, – я сбегал наверх, поболтал чуточку с Либле, Оказывается, Либле уже женат и дочка у него.

– Э-э, Либле мужик бравый, – замечает Имелик, поглядывая наверх на окошко башни.

Тоотсу сразу же бросается в глаза, что школьный приятель одет безукоризненно, даже галстук его, хотя Имелик и деревенский житель, завязан аккуратно и не сбивается на сторону, как у других парней на церковном дворе. Только густые волосы ему следовало бы чуть подстричь на затылке.

– Стоял я тут, вытянув шею, – говорит Имелик, – глазел по сторонам, боялся уже, что никто и не придет; может быть, думаю, у вас с Кийром в тот жаркий день все ваши обещания вместе с потом испарились. А день и впрямь знойный был, правда? – добавляет он улыбаясь.

– Да, оно конечно…– озираясь вокруг, отвечает Тоотс. Он прекрасно понимает, куда клонит Имелик и что он подразумевает под жаркой погодой, и все-таки делает вид, будто его это совсем не касается.

– А куда девался тот…– спрашивает он, – ну тот самый, как его… Тиукс или… Куслап?

– Тиукс тоже придет. Он с лошадью возится. Времени у нас много, все равно, идти к кистеру нет смысла, пока не кончится богослужение. А к тому времени, может быть, и наш портной появится, ежели он вообще придет. Боюсь, мы тогда его так рассердили, что рыжий и знать нас больше не захочет. Как ты думаешь?

– Придет, придет, – успокаивает его Тоотс. – После той встречи я его еще раз видел… – Тоотс неожиданно обрывает свой рассказ и словно старается что-то припомнить. – А впрочем, черт его

знает, этого чудака, – продолжает он после короткой паузы уже совсем другим тоном. – Может, и не придет, потому что… в тот вечер, вернее в ту нось он так странно ушел, что…

Тоотс фыркает и начинает быстро, захлебываясь, рассказывать Имелику о ночном происшествия на кладбищенском холме. Не успевает он закончить, как из школы появляется маленький, толстенький господин в очках, с пухлой пачкой нот под мышкой, и направляется к церкви. Делая коротенькие, но уверенные шажки, он пробирается сквозь толпу собравшихся у церкви, отвечая на приветствия кивком головы.

– Гляди-ка, Юри-Коротышка… кистер. – Имелик локтем подталкивает Тоотса в бок.

– Да, он самый, – растерянно отвечает Тоотс. Его круглые совиные глаза внезапно расширяются и приобретают странный блеск – таким Имелик часто видел Тоотса в далекие школьные годы.

Тем же резким кивком седеющей головы отвечает кистер и на поклоны своих бывших учеников. Но уже у самых дверей церкви толстенький господин на мгновение оборачивается, еще раз окидывает взглядом молодых людей и радостно кивает им головой.

– Узнал! – восклицает Имелик. – Сперва, проходя мимо, не обратил внимания. Боялся опоздать в церковь, не то подошел бы и стал расспрашивать, что да как. Очень он любопытный. Чтоб только со страху псалмы не перепутал.

– Со страху? – переспрашивает Тоотс и не отрывает глаз от порога церкви, словно ожидая, что старый господин вот-вот вернется.

– Он же тебя увидел, – смеясь отвечает Имелик, – вот и будет бояться: Тоотс снова здесь, небось опять замышляет какую-нибудь проделку.

– Э-э, – в раздумье бормочет Тоотс, – какое мне теперь до него дело. Но вот что удивительно, – оживляется он вдруг, – как ты меня в бок ткнул и сказал: Юри-Коротышка, – так сразу будто…

– Да, я видел, ты прямо перепугался.

– Нет, серьезно… Ну нет, чего мне пугаться, но… бес его знает, чувство такое, будто снова в школу попал. Там, в России, он мне даже снился частенько, дрянцо этакое, Юри-Коротышка. Чаще всего бывало вижу, будто сижу на уроке катехизиса и ни черта не знаю, ни одного заданного стиха. И какие только фокусы не придумывал, и прятался за спины других, и старался казаться совсем маленьким… но он, бывало, всегда меня разыщет, гоняется за мной, как привидение.

– Ха-ха-ха! – раскатисто и добродушно хохочет Имелик.

– А у тебя таких снов не бывало? Помнится, и тебе в школе нелегко давались всякие псалмы и библейские истории.

– Нет, я вообще снов не вижу, а ежели и вижу, так потом ничего не помню.

– Да-а, – тянет Тоотс, – это как у кого. Я их так ясно вижу, словно все происходит наяву. А ты знаешь, – добавляет он быстро и порывисто, – Кийр сейчас терзается в любовной тоске.

– Как? В чем Кийр терзается? – с любопытством переспрашивает Имелик, склонив свою кудрявую голову поближе к Тоотсу.