Летопись голодной стали. Ростки зла

Полетаев Илья

Пробираясь сквозь толпы людей, Дункан добрался до посла.

– Ну, наконец-то! Я уж подумал, что ты решил проигнорировать приглашение, и вместо этого просидеть весь вечер в каком-нибудь кабаке за дешёвой выпивкой.

«Это было бы куда интереснее и продуктивнее для вечера, чем просиживать задницу рядом с таким хмырём, как ты».

– Я не мог отказаться от такого приглашения. Это было бы неучтиво с моей стороны. – Дункан сел на стул, пододвигаясь к столу. Он незамедлительно принялся за еду: его рука тут же бралась за всё, до чего можно было дотянуться.

Еды было много, желудок был голодным, а глаза разбегались.

– Очень разумно с твоей стороны проявить должный этикет и высказать уважение самому царю, – ответил посол, пригубив вино.

«Чихать он хотел на твоё уважение. Он даже не знает о твоём присутствии здесь».

– Однако же, какой чудный вечер!

– Угу, – пробубнил Дункан, жуя кусок жареного свиного окорока.

– В своё время я побывал на четырёх королевских пирушках, не считая этой, – с блаженной улыбкой на лице сказал Луций. – В Торсивале всё куда более масштабней. В трапезный зал приглашаются артисты, шуты, гостей развлекают различными представлениями. Жаль, что Демитрий скупился на всём этом. Гости тешат себя бесполезной болтовнёй о всякой чепухе.

– В городе идут масштабные празднества, почти на каждой улице по скомороху. Весь народ сегодня веселится. Царь нисколечко не скупился, он сделал праздник для народа, а высокородных решил потчевать более скромно. Как по мне, в этой ситуации никто не остался обделённым. Кроме каких-либо самодовольных обалдуев.

Посол еле слышно усмехнулся.

– Забота о благе народа – дело, конечно же, благородное. Но государство, держава, существует за счёт тех самых обалдуев, которые обладают большими возможностями. И если отношение к ним не такое подобающее, как они того хотят, то они становятся недовольны.

– Разве здесь не всё обустроено, как должно? Дорогие вина, еда, приятное царское общество.

– Человек – существо эгоистическое. Дай ему бокал вина, он захочет графин с вином. Самые высокородные, что добились положения и имеют много возможностей, имеют самые эгоистические вожделения.

Посол осушил свой бокал, подался вперёд, дотягиваясь до постепенно опустошающегося графина с вином, и наполнил свой бокал до краёв, проливая немного на белую скатерть стола.

– Внимание. Люди хотят, чтобы их одаривали вниманием. Некоторые млеют от этого до невозможности, хе-хе. А у тех, у кого гордость переполняет, как вино этот бокал? О-хо-хо. Обделишь их вниманием, если они его ждут, и они это запомнят надолго.

Дункан не сильно принимал во внимание слова посла. Наёмник был занят едой и спустя десять минут он тяжело откинулся на спинку стула, знатно отрыгнув и вытерев жирные губы предплечьем. Потом дотянулся до графина с вином и тоже налил себе.

– Смотри, какая красавица. Какой спелый фрукт… – Посол слегка опьянёнными глазами не спускал взора с Елены. – Как белоснежный цветок, цветущий в зимнем саду. Как морозный иней: блестящий и колющий… Как…

Он сделал большой глоток, чуть кашлянул.

– Самая первая красавица Венерии. Каким бы патриотом нашей страны

я бы не был, но скажу так: таких, как она, в Торсивале нет.

– У всех разные предпочтения. – Дункан отпил немного вина. – Красота – понятие субъективное. У каждого свой её идеал.

– Однако, и ты смотришь на неё с восхищением и досадой. Я это вижу. – Он улыбнулся широкой улыбкой, как всегда, посмотрев на наёмника.

Дункан посмотрел на Елену. Она угрюмо ковырялась серебряной вилкой у себя в серебряном блюдце, оперев свой бледный подбородок на кулачок. Глаза её были устремлены куда-то вдаль. Возможно, от всего этого прочь, и на многие мили.

– Девушки той стати, как она, видят мир через призму обольщений и комплиментов, ибо те сыплются на них практически каждый день. Они видят мир через пурпурный цвет красоты и великолепия, считают себя богинями всего живого и наделены великой силой воплощать в жизнь свои самые сокровенные желания, лишь только блеснув своими прекрасными огоньками в глазах. И мужчины валятся к их ногам исполнять желания.

– Не уж то Вы, господин посол, влюбились в неё? – Дункан скривил брови.

– Обыденное дело, когда мужчина влюбляется в красоту.

– Но вот что-то я наблюдаю, как Елена не сводит глаз с принца Камира. Он бы был ей хорошей партией. Я так считаю.

– Она ещё не видела Алехандра – Льва Манисии. А Камир уже староват для неё. Ему всё-таки тридцать восемь лет от роду.

– Но выглядит он куда моложе.

– Аристократическая особенность. Даётся не каждому. Кто-то и в свои лучшие годы выглядит как дерьмолепёшка коровы.

«Как ты, например, наёмник».

«У кого внутри ослы нагадили, тот и на лицо будет схож с жопой кабана, – подумал Дункан, а потом мысленно добавил: – И мне кажется, что это про тебя».

Общее внимание всей праздничной свиты было устремлено в сторону выхода.

– Дорогу! Принц манисийский Алехандр Ричи!

Те, кто стоял практически возле выхода, шибко расступились. Из тёмного продолговатого коридора вышла целая делегация. Представители южного государства, все как один, были облачены в чёрного цвета бархатные одеяния и с чёрными беретами на головах, спадающими набок. Пажи медленно расступились, освобождая дорогу гордо идущему (летящему, как огненный феникс) принцу. Он был высок, строен. Его бархатный чёрный кафтан украшали золотые ожерелья, а тёмные волосы волнистыми прядями спадали на плечи. Лицо, немного скулистое, немного треугольное, покрывала тёмная, как ночь, бородка.

Он остановился поодаль от стола. Все взоры были обращены к нему, к его величию. Царь Демитрий приподнялся.

– Принц Алехандр Ричи! Сын Ваноция Третьего, правителя Манисии! Рады видеть Вас на нашем пиру! Мы ждём Вас уже довольно-таки долго. – Царь улыбнулся.

– Благодарю за большую любезность, государь. Уверен, что мы сможем загладить свою вину перед Вами за долгое ожидание нашими подарками и поздравлениями с праздником! Пусть ваши поля обогащаются урожаем, а ваши фермы растут и крепнут, подобно Вашему величию!