Летопись Третьего мира. Ч.2 Южная Грань

Версон Мария

– Она и выслала.
– Ухмыльнулся Стижиан.
– Трех старших лучей и отряд стрелков. Мы были там: я, Амит и Дримен, мой брат. Поэтому-то эта ваша королева никого туда и не отправила.

– Не нужно говорить о ней так. Монахи разъехались по всей республике, и как мы, они отлавливают святош и отправляют их в тюрьмы. Не дай она нам таких указаний, полились бы реки крови.

Стижиан задумался.

– Ветру.
– Обратился к нему Милф.
– Я знаю, тебе сейчас очень несладко - мать чуть не убили, брат появился...

– Ты воскрес, - вставил слово Маретти.

– ...

Но если что-то не предпринять, может начаться гражданская война. И без того во многих городах вспыхивают стычки между сторонниками королевы и церкви, поскольку последние свято верят, что её величество собирается разрушить церковь на корню.

– Ты, с твоей-то силой и славой, можешь помочь спасти страну!

– Милф...

– Ты только подумай что станет, когда на весь мир прогремит известие о том, что легендарный Стижиан Ветру спасся!...

– Ми-илф...

– Тебя же нарекут посланником Богини и за тобой потянутся!

– Милф!
– Гаркнул Стижиан, и только тогда тот замолк.
– Я не спасся, и тем более, я не собираюсь становиться святым, спасителем или кем-то там ещё в глазах народа. Перестань нести чушь и посмотри мне в глаза. Видишь эту черноту?

Милф с Маретти замерли, неотрывно смотря на бездонные черные глаза, серебряные кольца которых сузились, став сверхтонкими, едва видимыми, и то только благодаря яркому контрасту с черным фоном. Эта чернота казалось неосязаемой, черной дырой, за которой скрывалось некое пространство, может, другой мир, иное измерение, что угодно.

– Ты думаешь, что человек с такими глазами может стать спасителем? Мне стоит радоваться, что плащ монтерца затмевает мой сумасшедший взгляд, да и к тому же людям не всегда хватает храбрости поднять глаза выше моего плеча.
– Его голос начал немного подскакивать, в венах, по непонятной окружающим причине, стала закипать кровь, зрачки с каждым мгновением становились всё уже и уже.

Он прикрыл глаза и молчал несколько минут, делая глубокие вдохи и выдохи. Близнецы в недоумении смотрели на него, не понимая причины его негодования. Конечно, ведь они никогда не были на его месте, и дело тут даже не в тех последних событиях его жизни, а в его детстве и юности, в тех годах, когда он уже был монтерским монахом, и ещё не был стражем Храма Северной Звезды.

С тринадцати лет, как он стал выполнять поручения Тео, малыш Стижиан спасал людей, невинных или негодяев, это не важно, но они были напуганы, загнаны, и видели спасение только в юноше, на плечах которого лежал черный плащ с белой полосой и четырнадцатигранной звездой. Близнецы видели похожие вещи: и страх, и мольбу, но их никогда не отправляли в далекие, забытые даже вездесущими инквизиторами города, где царствовал и негатив, и сила пострашнее его, бывшая словно бы живым воплощением боли:

– Если Млинес призвала нас поддержать королеву - я готов прислушаться и даже поехать из-за этих слов в столицу, склонить перед этой женщиной голову, но становиться символом надежды, и уж тем более - символом надежды на спасение я не намерен.

– Но...
– Заговорил было Милф.

– Моя жизнь,

не смотря на её небольшую продолжительность, показала мне множество интересный вещей, я повидал немало событий...

Перед его глазами всплыла толпа на площади Дакара, свистящая, орущая, рукоплещущая и ревущая, а следом за этим вспомнилось столпотворение в порту Кайлинна - люди, согласные с мнением меньшинства, диктующего абсурдные правила, люди, неспособные что-то сделать:

– Я хочу помогать людям, но видеть, что все твои силы уходят впустую, что если всегда протягивать им руку, то они никогда не смогут подняться сами.

– Ты дал клятву, Стижиан, она была короткой, всего два слова, но отказываясь помочь человеку, ты обрекаешь его на смерть.

– Разве я клялся защищать человека от другого человека? Нет. Я - монах. Мое дело - рассеивать негатив и все, что он поднимает - нежить, любого уровня силы. Помогая королеве бороться с инквизицией, я действительно рискую нарушить свою клятву, ведь если мы отловим всех лучей и инквизиторов, посадим их в тюрьмы, лишим их власти, где гарантия того, что в рядах стражников или кого ещё не найдется фанатик, который даст им ключи от камеры? Тогда все приложенные мною усилия уйдут впустую.

– Ты говоришь точь-в-точь как её Величество.
– Усмехнулся Маретти, и они с братом переглянулись.

Стижиан открыл глаза и посмотрел на братьев:

– Если это так, то наши с ней дальнейшие мысли сойдутся.
– Он взял в руки почти пустую кружку с чаем, отпил последний глоток и подождал, пока последние две-три капли сползут по стенкам и капнут на губы.
– Уговорили!
– Кружка снова с силой ударилась о стол.
– Я поеду в Орану. Когда следующий корабль?

– Завтра утром.
– Ответил Милф, замявшись. В услышанных словах его многое смущало и беспокоило. Как и то, что Стижиан жив, как и то, что он якобы феникс (он все ещё не верил в это), и то, что его глаза стали походить на демонические.

– Стижиан, а ты не в обиде за тот случай?
– Внезапно, очень внезапно спросил Маретти.

– За какой случай?
– У того аж глаза округлились.

– За твою спину.
– Промямлил он, словно маленький мальчик, признающийся маме, что именно он испортил её любимый парфюм.
– Пятьдесят ударов...

– Ах, это...
– Промычал он сначала, но потом рассмеялся во весь голос.
– Ты что, нет конечно! Я тогда не имел к тебе претензий, а сейчас я и вовсе не вспоминаю о том случае!

Маретти тоже засмеялся, тряся плечами, так быстро и высоко, что, казалось, может помять даже плотную кожу монашеского плаща. Стижиан встал из-за стола:

– Я пойду прогуляюсь, - и очень быстро вышел вон.

День оказался спокойным и солнечным, дул попутный ветер, галдели чайки, небо - чистое, без единой мелкой тучки.

Стижиан умиротворенно взирал на спокойную гладь моря стоя на носу корабля: ему нравилось наблюдать за тем, как расходятся в разные стороны волны. Корабль вошел в зону черных вод - самую глубокую зону, где, вопреки всяческим предрассудкам, не потонуло ни одного корабля.