Летопись Третьего мира. Ч.5 История Тоурен
Шрифт:
Дримен вопросительно поднял брови.
– Хан-Морта.
Маг сощурился, припоминая, а потом закивал, вспомнил о своём знакомстве с Млинес и Орой.
– Я как-нибудь тебе расскажу о нашем походе в город фениксов.
– С нетерпением буду ждать.
Стижиан повернулся к брату боком, и черные бусины его глаз устремили свой взгляд вперёд.
– Невозможно будет править одному.
– А как же Сенат? Ора? Не знаю, как первые, но она-то будет с тобой рядом. И не забывай про верных тебе друзей, а у тебя их не мало. И обо мне не забывай.
– Тебя из академии за уши не вытащить.
– Ну… - Дримен усмехнулся
– Да, но двора то нет.
– Мы построим новый. И в этот раз, я надеюсь, без всяких извращений вроде генератора полей, воздушных островов и плавающих по воздуху лодок.
– Я думал, они тебе нравятся. Красиво же.
– Они стали мне нравиться только когда я научился телепортироваться. Вслепую, знаешь ли, не так-то просто на эту лодку попасть. Да, я всегда умел видеть магическим зрением, но поверь мне, мир магии очень сильно отличается от мира материального.
Оба одновременно и очень тихо засмеялись: эта полупризрачная тишина создавала ощущение уюта, которого обоим очень не хватало.
– Скажи мне, какое твоё самое яркое воспоминание за всю жизнь? Мы братья, Дримен, а я так мало о тебе знаю.
– Самое яркое воспоминание... – Лицо брата расплылось в улыбке. – Мне было шестнадцать. Я как раз должен был перейти в категорию старших учеников и начать изучение высшей ступени магии, но за несколько дней до перевода, Линео перевёл меня из группового обучения на индивидуальное. Всю мою жизнь, сколько я себя помню, у меня ни с кем не было близости. Люди не любили ко мне обращаться и вообще обходили меня стороной. Что уж говорить о какой-то физической близости. Моего тела касались только врачи на медосмотре и целители, когда им приходилось зашиватб мои раны, а так… Мне было шестнадцать, когда я познакомился с Лексой и впервые… Наш первый поцелуй. Мой первый поцелуй. – Он вздрогнул и встряхнул плечами. – Каждый раз, когда вспоминаю те минуты, у меня мурашки по спине пробегают. Целыми стадами. Она была такая тёплая, мягкая и очень нежная. Даже руки, а это при том, что она занималась самыми разными видами ковки, в том числе и тяжелой. Я помню жутко волновался… - Дримен улыбался. – Это чудо, что встретил её… - Он умолк на полминуты.
– А кто была твоя первая девушка?
– Амельера. – Буркнул Стижиан и снова повернулся к брату: тот сидел с приоткрытым от удивления ртом.
– Ами-Ами… Амельера? Как тебе удалось завалить эту?.. Она же редкостная стер… Как?!
– Вообще-то, это была её инициатива. Не то чтобы она мне не нравилась, даже наоборот, но я был весьма послушным монахом…
– Это было ещё и в монастыре?! – Глаза Дримена стали еще круглее от удивления. – Я всегда думал, в Монтере с этим строго…
– Да, очень. Неужели ты не слышал о том, как я стоял у колонн? Я чуть не умер от кровопотери тогда. Амит, что б его…
– А он-то что?
– Он меня сдал Тео.
Дримен улыбнулся, и взгляд его наткнулся на медальон, висящий у монаха на шее. Он видел его прежде: это было украшение круглой формы с двумя вписанными в него кольцами, где на их пересечении виднелся тусклый аметист.
– Ты знаешь, что это – древний символ Ораны?
– Да, мне кто-то говорил об этом.
– Это вещица Амита, верно?
Стижиан кивнул и сонливо опустил веки.
– А какое твоё самое яркое воспоминание? – Дримену хотелось продолжить этот разговор,
– Как мы с Амитом первый раз подрались. – Стижиан говорил это без той улыбки удовольствия, с которой делился своими воспоминаниями его младший брат. – Мы тогда были послушниками, нам было лет по десять. Как монахи, мы ничего толком не умели, только так, базовая акробатика, какие-то силовые приёмы… Амит всегда косо на меня смотрел, но при этом держался рядом. У него всегда был очень злой язык, язвительный юмор. Критики я от него слышал больше чем от Млинес, а она, знаешь ли, была очень хорошим педагогом и всегда указывала нам на наши слабые места. Не только в монашеском учении. И как-то Амит… меня взбесил. Я говорю вполне серьезно…
– Тебя можно взбесить? Мне казалось, спокойнее тебя может быть только этот древний змей Одераричи.
– Так и есть, но Амит… он умел выводить меня из себя. Мы с ним много дрались в детстве. Ну как, в детстве: с десяти лет и до тех пока, пока я не стал монахом. Три года, получается. Он… талант у него такой: доводить меня до такого состояния, что кровь кипит и паром выходит через ноздри. Но драться с Амитом – это пытка. Он меньше и легче меня, и в физическом бою без использования сияния я бы никогда не смог сказать, что он слабее. Амит ловкий и проворный, и очень быстрый. Мне скорости в бою, конечно, тоже было не занимать, но с ним мне не сравниться.
– И кто побеждал чаще?
– Тео или Млинес.
– Теперь Стижиан наконец-то улыбнулся. – Они всегда нас разнимали.
– А уже будучи монахами вы никогда не дрались?
– Не довелось как-то. Да и мы привыкли друг к другу и успокоились.
– А после обучения? Когда закончили и покинули монастырь.
– Я ушел учиться в Храм и не покидал его четыре года. А потом меня сожгли.
– Извини.
– Ничего. Я почти ничего не помню о казни. – Стижиан вздохнул полной грудью и потёр руки.
– Совсем ничего?
Перед глазами рисовалась четкая картина: площадь, полная людей жаждущих зрелищ, и семь белых силуэтов вдалеке.
– Считай нет.
Земля задрожала, а вместе с ней задрожала и дерево, на котором сидели братья. Стижиан встал в полный рост, даже не держась за ветку, и поднялся на носочки, в попытках разглядеть что происходит. Дримен не рискнул шевелиться вообще, боясь упасть.
Дрожь усиливалась и нарастала, через пару минут она достигла своего пика, когда начинали трястись даже зубы, а в груди сердце плясало огоньком на воде, стараясь не сбиться со своего ритма.
Очень медленно, но достаточно быстро, чтобы можно было уловить движение, гигантская круглая тень опускалась на лагерь и лес.
Поняв, что это, Дримен невольно приподнялся и едва не упал с ветви, но Стижиан ухватил его за шкирку и поднял назад, не отпуская ворота.
Медленно стремящееся ввысь шарообразное тело отбрасывало тень. Она была много больше самого шара, и когда тот оказался достаточно высоко над землей, Дримен смог рассмотреть его как следует.
Это было серое плотное тело, неровное, как могло показаться сначала, а с множеством неодинаковых граней, на стыке которых пролегали черные линии. Это была не просто геометрическая красота: в формах и фигурах маг видел какую-то формулу, но отсутствие знаний о культуре и науке фениксов и драконов не позволяли ему понять весь смысл.