Летописцы отцовской любви

Вивег Михал

шаловливым прерывистым смехом сыпала песок тебе в волосы:

Он вдруг замолкает.

Эта тишина наверху за столом длится вроде так же долго, как и в тот раз, когда сестрицын фотограф начал сервировать к кофейку ее кошечку.

Я зашкаливаю и высовываюсь из-под стола: этот разведенный крендель многократно прокашливается, а наш папахен без передыху кивает головой, точно какой придурок.

– Похоже, вы двое долго искали друг друга, покуда нашли, - обалдело говорит сестрица.

Ее меланхоличный любарь раз-другой пробует улыбнуться, но

хрен у него получается.

– Погляди на них, - говорит сестрица матери.

Вид у нее такой, будто ее обсморкали, но мы-то знаем, что реально она счастлива.

– Я хотел только сказать, что и разлука с ребенком неожиданно может обернуться своей хорошей стороной, потому что в тебе оживают воспоминания, которые, возможно, не будь этой разлуки, были бы навсегда похоронены, объясняет этот ее boy-friend.

Фатер наклоняется к нему так резко, что под столом въезжает в меня коленями.

Видеокамера!
– гудит он победоносно.
– Только она сохраняет для вас все воспоминания! Если вам интересно, я могу вам показать несколько довольно забавных:

– Нет!!!
– вопим мы с сестрицей и матерью почти в один голос.

В конце концов дело ограничивается коробками с фото, что в отличие от нас фатер считает вполне приемлемым компромиссом. Они смотрят их едва ли не час. В конце концов хахаль вытаскивает портмоне и демонстрирует матери и отцу несколько фоток своей дочери.

– Красивая, - мгновенно реагирует мать.
– Даже слишком красивая.

И тут же с ходу устанавливает сходство - дело известное!

Я заглядываю ей через плечо. Ну факт, я и не ждал другого: хоть и не уродка, но абсолютно нормальная тинейджерша, каких тринадцать на дюжину встретите с утречка перед любой девятилеткой.

Мать передает фотки сестрице, которая тотчас не глядя сует их фатеру.

– Я их уже видела, - говорит она.
– Он показывает их каждому встречному: почтальонше, таксисту: и даже совсем незнакомым людям, которые подсядут к нему в кабаке:

Одному таксисту, - оправдывается гордый отец.
– Он вез меня в аэропорт. Я в тот день улетал на два месяца в Америку и был в несколько сентиментальном настроении:

– Ой, накажи меня Бог, - говорит наш фатер, глядя на фото, - думаю, вас ждут нелегкие времена.

– И билетершам в кино!
– добавляет сестрица.

Одной билетерше!

Хахаль прячет фотки назад в портмоне.

– Так что же?
– неутомимо поддерживает разговор фатер.
– Вы собираетесь с ней куда-нибудь в отпуск?

– Да. То ли на Крит, то ли в Истрию. Выбор за ней.

– Нормально, - говорит фатер, усмешливо взглядывая на сестрицу.
– По крайней мере, не будете отвечать за то, что там нет мороженого "стракателлы", а на пляже - тобоггана.

– И что на дискотеке нет лазеров, - добавляет мать.

– Ну, это вы сочиняете!
– протестует сестрица.
– Такой избалованной я не была.

Мать улыбается фатеру, как в былые времена.

Но фатер тут же типа серьезнеет.

– Вы едете втроем?
–

спрашивает он.

– Ни в коем случае, папочка, - говорит сестрица.
– Время, когда я буду представлена его дочери, еще не наступило.

– Правильно, - говорит фатер.
– Такие вещи с бухты-барахты не делаются. Рената все может понять, а ребенок - нет.

– Мне тоже вроде так кажется, - говорит сестрица матери, а сама зубы скалит.

– Но позвольте дать вам совет: только не в Болгарию, - продолжает фатер. Естественно, если не хотите, чтобы пьяные немцы бросали в вашу дочь пивные бутылки.

– Пустые банки, - уточняю я.

– Потрогай, - говорит сестрица и подносит руку хахаля к соответствующему месту на голове.

– В Истрии, натурально, тоже красиво, - продолжает фатер.
– Взять хотя бы эти старинные узкие улочки в Поречье, эти мелкие лавчонки:

– И галерея!
– восклицает мутер.

– И галерея. Несомненно ей бы понравилось. Но есть одна существенная проблема.

Он делает обычную драматическую паузу, и мы все как идиоты послушно ждем, когда же его благородие фатер соизволит осветить нам эту проблему.

– Тобогган. Там должен быть тобогган. Если не будет тобоггана, тринадцатилетняя девочка там заскучает. Взвесьте все.

– В этом что-то есть, - послушно все взвешивает этот меланхолик.

12.

Два дня стоит такая жара, что послеполуденную сиесту мы предпочитаем проводить в наших комнатах с кондиционерами. Естественно, Кроха, Синди и я - в одной, отец, братец и М.
– в другой. Посещения, конечно, не возбраняются. Наш отдых явно напоминает школьный лагерь: мальчики навещают нас в нашей комнате, и мы, девчонки, играем с ними в разные настольные игры. Вчера, например, мы играли в "монополию": текст был на чешском, и для Синди это оказалось несколько затруднительным (попробуйте-ка перевести словосочетание поле с заселенной недвижимостью и вы поймете почему).

Сегодня мы все читаем: я - роман "Обряд" индейской писательницы Лесли Мармон Силк; не сказала бы, что он потрясает меня, но иногда натыкаешься там на занятные вещи: "Я сочинил историю, которая должна была придать всем силы."

В последние две-три недели перед нашим отпуском мама стала приглашать на воскресные обеды не только отца и братца, но и М.

– Ну как дела с дочкой?
– всякий раз таким вопросом встречает его мой отец.

– И не спрашивай, Карел. Мы вдребезги рассорились.

– Она что, не пришла на свидание?

– Нет, пришла, - говорит М. насупившись.
– Пришла: Но, знаешь, что у нее было на губах? Синяя помада.

Я прыскаю со смеху. Отец серьезно качает головой.

– Синяя, Карел! Ты только представь себе! Она была похожа на труп. В буквальном смысле. Люди оглядывались на нас. Нет, знаешь, на кого она была похожа? Скажу тебе: на потаскушку.

Отец с пониманием качает головой.

– К сожалению, я так ей и сказал, - признается М.

Отец горестно цокает.