Летописцы Победы
Шрифт:
Мы на Зигес-аллее — статуи Бисмарка, Роона, Мольтке…
Берлин в пыли. Всюду, всюду рыжая пыль. Мчится поток наших машин, подвод. За рейхстагом, к северу, добивают каких-то застрявших в домах фаустников. Далекие орудийные выстрелы, порой — пулеметные очереди.
Общее ощущение — грязь, пыль, хаос, дым, руины, разрозненные группы берлинцев и военнопленных, сожженная и брошенная в парках и на улицах техника…
Тотальный
Наши тяжелые орудия били прямой наводкой. Прямые попадания в батареи противника. Все теоретические и практические нормы опрокинуты: автоматная стрельба из окна в окно; орудия ломали дома с пяти-шести выстрелов! Части СС и некоторые другие, несмотря на объявление капитуляции, отстреливались до последней минуты…
Мы в канцелярии Гитлера. Ну, ты, мнивший себя повелителем мира, что осталось от тебя? Тлен! Бронзовый фашистский орел изрешечен пулями, все стекла вылетели, потолки проломлены. Сюда постучался уральским грозным кулаком русский солдат.
Пришла Победа! В копоти, в пыли, в крови предстала она нам!
Советское алое знамя вьется над рейхстагом. У его разбитых стен толпятся смешанные группы бойцов, офицеров, генералов. Встречи друзей — фотографирование, киносъемки. Весь рейхстаг в надписях. На правой стороне (на цоколе колонны): «И наши снаряды попали в рейхстаг. Лейтенант Елютин. Гвардии старший лейтенант Пилипенко». Рядом другая: «11 ч. 30 м. 30.IV.45 г. Солпиненко, Царапкин, Шепелев». Еще надпись: «Мы из Ленинграда». Все здание с зияющими пятиметровыми пробоинами покрыто русскими солдатскими надписями.
Едем в танковую армию Катукова. Под проливным дождем пересекаем весь город и через увешанный белыми флагами Шарлоттенбург к Норд-Весту. Всюду наши регулировщики.
Шоферы так ведут машины, будто ездили по Берлину по крайней мере полжизни…
После беседы с членом Военного совета танковой армии едем обратно и часов в шесть-семь проезжаем через Бранденбургские ворота!
У меня, как и у всех, начинается реакция… Меня все сильнее тянет в Москву. В ближайшие дни улечу туда. Главное сделано, а парады и «экскурсии» к демаркационной линии мне не нужны.
Гитлеровцы капитулировали в Норвегии и Дании. Эсэсовцы еще пробуют драться и бьют по своим же частям…
Часа в три едем в город. Обследуем башни управления обороны Берлина.
День печати. Провел посвященную этому дню беседу с редакцией армейской газеты.
Был в Военном совете. Говорил об обязанности генералов и офицеров — написать воспоминания об Отечественной войне.
Еду в Штраусбург, в штаб фронта. В пути беседую с немцами о завершении войны, о Гитлере, о новых путях немецкого народа.
Немцы говорят: «Мы хотим мира, хлеба, работы».
Завтра я улетаю.
Последний день в Берлине. Трудно подытожить весь комплекс впечатлений.
Вылетели в три часа с минутами. Это мой первый большой перелет. Временами воздушные толчки. Смотрю в окно.
Россия! Как хорошо возвращаться! Волнуюсь до слез… Родные леса…
Восемь часов утра. Подруливаем…
Только не волноваться, не нервничать! Сброшен трап. Ну, здравствуй, Москва, моя дорогая!
Объятия, расспросы… Едем к нам домой. Квартира сверкает. Цветы, накрытый стол… Тосты… Я рассказываю о Берлине. Сегодня ждут правительственное сообщение о безоговорочной капитуляции всей Германии. Таким образом, я приехал в Москву в последний день войны. Вспоминаем первый день: Переделкино, радиосообщение, бросок на грузовике в Москву, митинг в ССП, мобилизационные дела и мою первую радиоречь.
Вечером поехал в «Правду». Читал информационные материалы.
День Победы!
В городе необычайно, празднично.
Десять часов вечера. Салют Победы! На Красной площади гул праздничной толпы… Музыка, танцы… Вспыхивают песни… На площадь вливаются все новые и новые массы счастливых людей. Лиловато-голубые прожекторы бьют в небо.
Тридцать залпов из тысячи орудий!
Дождь ракет!
Вот она, наша Победа!