Летописцы Победы
Шрифт:
Еще по пути на завод Коротеев рассказал, что завод хотели эвакуировать. Рассказал он и о разговоре, который был по этому поводу у Еременко со Сталиным. В связи с резким изменением обстановки на фронте обком партии поставил вопрос об эвакуации некоторых заводов за Волгу и подготовке к взрыву других предприятий. Еременко доложил об этом Сталину. Верховный не согласился:
— Я не буду обсуждать этого вопроса. Следует понять, что если начнется эвакуация и минирование заводов, то эти действия будут поняты как решение сдать Сталинград. Поэтому ГКО запрещает подготовку к взрыву предприятий и их эвакуацию…
Все осталось на месте. А это не только вселило веру и надежду, что Сталинград отстоят.
По пути с завода во дворе, обнесенном каменным забором, мы увидели трофейный крупнокалиберный пулемет. Наши бойцы захватили этот пулемет у немцев, а сейчас прикрепили к подпиленному телеграфному столбу, приспособив для стрельбы и по воздушным, и по наземным целям. Бойцы тут же решили продемонстрировать свое искусство и дали несколько очередей по кромке рощи, где примерно в пятистах метрах от нас проходил передний край противника. И в ту же минуту посыпались ответные мины — огневая точка была, видимо, пристреляна немцами. Мы еле успели вскочить в окоп. Однако все обошлось. Лишь у одного из наших спутников осколок мины зацепил козырек фуражки с красной окантовкой, которую он держал в руках, чтобы не демаскировать группу.
В батальоне нас встретил командир Вадим Ткаленко. Высокий, подтянутый, с мягким взглядом улыбчивых глаз, с чапаевскими усами, в пилотке, сдвинутой на затылок, — таким мы его увидели здесь. Таким его увидели и читатели «Красной звезды», где на первой полосе вскоре был напечатан его портрет.
Была у нас интересная беседа с Ткаленко. Мы узнали, что в свои двадцать три года он уже пятнадцать месяцев воюет. Был разведчиком, не раз громил немцев в тылу. До войны экстерном закончил десятилетку и, прибавив к своим шестнадцати годам еще два, поступил в энергетический институт, успешно закончил его, стал главным инженером крупной электростанции, откуда и пошел на фронт. На войне его тяжело ранило, с трудом он выкарабкался, когда из его легких были изъяты две пули, и, не долечившись, удрал снова на фронт.
Мы с Теминым пошли по своим газетным делам, а Симонова оставили на НП батальона. Зная его неугомонный характер, я приказал ему никуда не соваться. Но когда мы через несколько часов вернулись, Симонова в батальонном блиндаже не оказалось. Он все-таки ушел в траншеи переднего края, в первую роту.
— Это приходил «декабрист» и утащил его к себе, в роту, — объяснили мне.
«Декабристом» в батальоне прозвали командира первой роты Бондаренко за его любовно ухоженные черные густые бакенбарды. Он рассказал писателю о разных баталиях, пережитых бойцами роты, о героях сражений, и Симонову захотелось их увидеть, поговорить с ними.
Я попросил Ткаленко немедленно вызвать Симонова из роты, а когда он прибыл, отругал его за «неподчинение приказу». Симонов в оправдание показал блокнот, весь заполненный записями.
Записей у него действительно было много. Он успевал и в Эльтоне, и на переправе, и на Мамаевом кургане, и на заводе, и здесь, на окраине, — везде, где он бывал, — говорить с бесчисленным количеством людей и заполнять страницу за страницей свои записные книжки, блокноты — они и были «рудой» для его сталинградских очерков, а позже и для книг.
Вечером мы вернулись в заводской поселок. Для ночлега нам предоставили пятиэтажный дом — любую квартиру на выбор. Дом был печально пуст. Темину с «лейкой» в сумерках делать было нечего, и он сразу же улегся спать. Позже и я завалился на один из диванов, а Симонов еще долго сидел и писал очерк «Бой на окраине».
Когда я прочитал очерк, я понял, что, если бы Симонов не пошел в первую роту, очерк не был бы таким выразительным.
В поселке нас разыскали моряки Волжской
Положение на фронте ухудшалось. Вся надежда теперь была на северную группу войск. Чтобы спасти Сталинград, они начали наступление с севера. Мы и решили поехать туда. Прямой дороги не было: немцы рассекли Сталинградский и Юго-Восточный фронты, пробили между ними восьми километровый коридор. Надо было делать петлю — два раза переезжать Волгу: сначала с правого берега на левый, подняться по берегу на север и снова с левого берега у поселка Дубовки перебраться на правый берег. Если наступление окажется успешным и войска Сталинградского фронта прорвут оборону противника, ликвидируют коридор, соединятся с 62-й армией, то мы через несколько дней с войсками снова окажемся у Тракторного завода, в поселке Рынок, где были вчера.
Мы отправились к Волге и стали ждать самоходную баржу, которая должна прибыть через час. Рядом с нами над самым волжским обрывом стоял маленький дощатый домик, какая-то будка, в которой сейчас разместилось что-то вроде столовой местного начальства. Нас пригласили позавтракать. За столом сидели секретарь обкома партии А. С. Чуянов, председатель облисполкома, секретарь обкома комсомола и еще несколько человек. Коротеев представил нас.
Принесли еду. Над головами все время ходили немецкие самолеты и сильно бомбили берег. Земля содрогалась от разрывов. Одна из бомб разорвалась рядом, наша будка ходуном ходила. Надо нырять в «щель». Но никто не хочет подняться первым, показывают друг другу свою выдержку. Каждый углубился в свою тарелку, все усиленно работают челюстями, словно на завтрак дали твердый, как подошва, бифштекс, а не обыкновенную яичницу с колбасой. Потом в бомбежке наступил перерыв, и все, как по команде, громко и дружно рассмеялись, поняв друг друга без слов.
Наконец причалила баржа. Мы погрузились и минут за сорок переправились на левый берег. Симонов отправился на узел связи передать свой очерк «Бой на окраине», а я пошел к Еременко. Узнал у него обстановку. Рассказал ему, что в некоторых частях, находящихся в Сталинграде, нет мяса. Еременко сильно возмутился, вызвал интенданта и стал ругать его: кругом бродят бесхозные стада, а бойцы Сталинграда сидят без мяса!
На следующий день на машине добрались до деревушки, из которой ходили паромы в Дубовку. Светило солнце, но дул сильный ветер, вздымая волны. Паром медленно тянется. Над серединой реки появился «юнкерс», кружит над нами и высыпает бомбы. С парома никто не отвечает. Пушки нет. Есть крупнокалиберный пулемет, но патроны израсходованы, а новые не получены. Бомбардировщик заходит еще три раза подряд, кладет вокруг нас бомбы и уходит.
Выгрузились на полупустынном берегу, а отсюда штабной офицер в звании майора по узкой лощине повел нас в 66-ю армию генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского. Это была та самая армия Сталинградского фронта, которая вместе с 1-й гвардейской и 24-й армиями должна была в соответствии с директивой Ставки ударить по врагу с севера, чтобы оказать немедленную помощь Сталинграду.
Армия Малиновского имела задачу нанести удар в общем направлении на Орловку, отсечь восточную группу противника, прижать ее к Волге и уничтожить.