Летописцы Победы
Шрифт:
Вот и опушка хвойного леса, где располагалась стоянка воздушных кораблей. Тот, что нам нужен — «ТБ-7» с бортовым номером 42066, прикрытый маскировочной сетью, — тяжело опираясь массивными шасси на песчаную землю, своими рубками — пилотской, штурманской и стрелков-радистов — почти касался крон высоких сосен. Симонова, впервые увидевшего эту машину, поразили ее габариты: размах крыльев — почти сорок метров, а длина фюзеляжа (он измерил ее шагами) — почти двадцать пять метров!
— Не самолет, а летающий домина, — шутливо заметил Константин Михайлович, присаживаясь на одну из разложенных подле «ТБ-7» крупнокалиберных бомб; экипаж загодя готовился к очередному
Времени до него оставалось немного, а нам следовало обстоятельно потолковать с авиаторами о том необычном рейсе в Англию и Соединенные Штаты Америки. Поскольку все тринадцать членов экипажа оказались на месте, решили предоставить первое слово теминской «лейке». А потом уж состоялось более подробное знакомство со всей командой воздушного корабля, костяком которой являлись командир уроженец Сибири Э. К. Пусеп и штурманы А. П. Штепенко, полярник, родившийся в Днепропетровске, и москвич С. М. Романов. Симонов начал беседовать с командиром — летчиком опытным, выполнившим за первые месяцы войны около сорока бомбардировок военных объектов в Берлине, Данциге (ныне — Гданьск), Кенигсберге (ныне — Калининград). У меня завязался профессиональный разговор с штурманами. Мы быстро нашли общий язык, тем более что один из штурманов — Романов, бывший слесарь Мытищинского завода, всего годом позднее меня закончил Оренбургское авиаучилище, и мы, таким образом, оказались своего рода бывшими однополчанами.
Беседы наши с авиаторами протекали и возле воздушного корабля, и в его отсеках. Константин Михайлович постарался побывать на всех рабочих местах экипажа; интересовался, где и как размещались в самолете члены правительственной делегации, как они чувствовали себя в воздухе, что именно больше всего запомнилось в этом международном рейсе. Чтобы поглубже вникнуть в материал, писатель хотя и коротко, но все же поговорил с каждым авиатором: с бортинженерами, механиками, стрелками-радистами. Признаться, меня тогда несколько удивила дотошность, с которой он расспрашивал участников перелета о впечатлениях, вынесенных не только из долгих часов пребывания в воздухе, но и из встреч на земле с англичанами и американцами. И лишь потом, когда очерк был написан, стало понятно: детали эти, мастерски вплетенные в ткань рассказа о рейсе «ТБ-7», придали тексту выразительность, подчеркнули главное.
Перипетий на пути протяженностью в двадцать тысяч километров оказалось предостаточно. Полет проходил на пороге стратосферы, всем пришлось надеть кислородные маски. Линию фронта пролетали за облаками; над вражеской территорией в разрывах туч сверкали лучи прожекторов, пытавшихся «схватить» воздушный корабль; по нему вели огонь зенитные батареи. От разрывов снарядов, ложившихся совсем рядом, удалось увернуться непрерывным маневром. Навигационное счисление пути вели астроориентировкой. Встречный ветер удлинил маршрут до Англии на два часа. Да еще над Северным морем появились неполадки в одном из моторов…
В общем экипажу пришлось немало понервничать; ведь отвечали не только за себя, а прежде всего за своих пассажиров, людей, мало привычных к суровым условиям боевого полета. Размещались они, одетые в меховые комбинезоны и унты, кто на железных сиденьях, кто прямо на полу. В неотапливаемом фюзеляже было холодно — на высоте восемь тысяч метров температура за тридцать градусов мороза. Людей, разумеется, не могли не стеснять и кислородные маски. Но все члены дипломатической делегации проявляли выдержку, старались ничем не выдать своего вполне естественного волнения.
Дальше на маршрутах из Великобритании в США и обратно полет
Пока советские дипломаты вращались в правительственных кругах, у авиаторов возникали встречи с трудовым людом Лондона, Вашингтона и других городов.
Если меня в беседах с экипажем интересовали прежде всего летные и тактические подробности рейса, то Симонов, расспрашивая авиаторов, старался узнать в деталях, как относятся люди в Англии и Америке к борьбе с фашизмом, которую ведет наш народ. При этом нельзя было не обратить внимание, что Константин Михайлович, засыпая членов экипажа градом вопросов, почти ничего не записывал, а словно губка, впитывал в себя ответы, порою весьма меткие. Они потом были воспроизведены им в очерке полно и выразительно. Такова была симоновская манера бесед — все услышать, все запомнить…
Весь день, до позднего вечера, мы провели с экипажем. Вместе пообедали и поужинали в летной столовой, а когда стемнело, проводили товарищей в боевой полет. Цель — бомбометание в дальнем глубоком тылу противника. А мы, возвратившись в редакцию, сразу уселись за работу. На мою долю выпало описание особенностей рейса, а Константин Михайлович взял на себя «моральную» сторону: характеристика экипажа, его мысли, впечатления, политическое значение совершенного. Очерк решили построить в виде рассказа экипажа об особом задании.
Работали всю ночь. Сначала раздельно, потом вместе. Свели текст в единое целое. Получилась газетная полоса с крупной шапкой: «СССР — Англия — США — СССР». В полдень свезли гранки в штаб Авиации дальнего действия. А.Е. Голованов сделал несколько мелких уточнений и завизировал материал. Очерк ему, да и всем, кто его читал, понравился. Он наглядно демонстрировал силу нашей страны, ее потенциальные возможности в борьбе с врагом. Ведь дело происходило весною трудного сорок второго года.
Редакционное задание мы тогда выполнили оперативно, но полосу ту по обстоятельствам, от «Красной звезды» отнюдь не зависящим, так и не опубликовали. А жаль…
Начиная с сорок восьмого дня Великой Отечественной войны, когда балтийскими летчиками был нанесен первый удар с воздуха по военно-промышленным объектам Берлина, самолеты нашей Авиации дальнего действия систематически бомбардировали глубокие тылы гитлеровской Германии и подвассальных ей стран. «Красная звезда» систематически публиковала оперативные корреспонденции о результатах этих налетов. Но помимо этого хотелось украсить страницы газеты добротным писательским очерком о мужественных экипажах воздушных кораблей, принимавших участие в таких сложнейших операциях. Подобную тему решили предложить Алексею Николаевичу Толстому, благо он уже не раз бывал на аэродромах и выступал в газете с материалами, посвященными действиям нашей авиации. Запомнился, скажем, опубликованный им в дни сражения за Москву публицистический очерк о защитниках столичного неба с емким заголовком: «Таран». В том очерке выразительно и ярко, по-толстовски, говорилось, в частности, о летчике Алексее Катриче, свалившем с неба фашистский «дорнье», о храбрости и самоотверженности других советских истребителей, которые винтами своих машин обрубали крестатые крылья гитлеровского люфтваффе.