Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора
Шрифт:
— Как это так ничего? — спросил Димов. — Да об этом убийстве до сих пор говорят. Ведь такое не каждый день случается.
— А я не разговариваю с людьми, — пожал плечами Шутев. — Мне это ни к чему.
— Как так не разговариваешь?
— А что мне с ними разговаривать, я плохо слышу.
— Ну а с женой что, тоже не разговариваешь?
— И с ней не разговариваю, — мрачно ответил рабочий. — О чем мне с женщинами разговаривать?
— В пятницу ты садился в поезд?
— Ну, само собой, не побегу же я за ним.
— А
— Я не захожу в купе. Я сел на ступеньки вагона.
— А кто–нибудь из знакомых там был? Кто–нибудь видел, что ты там сидишь?
— Откуда я знаю, кто меня видел, — ответил Шутев. — У меня на спине глаз нет. Я сидел там, выкурил две сигареты.
— А с какой стороны вагона ты сел — с левой или с правой?
Шутев с недоумением посмотрел на него, потом ответил все так же кратко.
— С правой. А какое это имеет значение?
— Для меня имеет… Ваша станция с левой стороны железнодорожной линии, ведь так?
— Раз ты знаешь, зачем спрашиваешь?
— А где ты сошел с поезда?
— Как где, в Гулеше.
— Слушай, Георгий, не заставляй меня вытаскивать из тебя слова клещами. Расскажи, где ты потом был, что делал.
Что–то странное произошло со стеклянными глазами Шутева. Нельзя сказать, что выражение глаз изменилось, они просто неожиданно потемнели.
— Потом? — спросил он, не мигая.
— Да, потом, — нетерпеливо кивнул Димов.
— Что я делал? Ничего я не делал. Сошел с поезда, перешел линию и направился вверх по холму, что напротив станции. В этот день мне нужно было накопать немного картошки.
— А где?
— Несколько лет назад нам дали участок. Хорошая земля, вода есть, часть я засадил люцерной, а другую картошкой. Картошка нам подспорье, а то денег не хватает. А люцерну я скашиваю на корм корове. У нас корова есть, — лицо его вдруг оживилось. — Маленькая, но молока дает много. А без коровы я даже и не знаю, как быть.
— И как далеко этот участок от станции?
— Далековато, больше получаса ходьбы, даже если быстро идти. Потом я накопал картошки, сложил в сумку и вернулся домой.
— И никто не видел, как ты входил в село?
— Так ведь темно было, на нашей улице ламп нет, может, кто–нибудь и видел, откуда мне знать.
Шутев снова замолчал. Димов молча смотрел на него.
— Вопросы есть? — обратился он к Паргову.
— Послушай, Георгий, ты был на поле, когда уже стемнело. Как же ты смог разглядеть, где там растет картошка, и чем ты копал? Ведь мотыгу вроде бы с собой в поезд не берут.
— Так я руками выкопал. Что стоит выкопать несколько кустов руками?
И он показал свои руки с большими кривыми черными пальцами, похожими на крюки из кованого железа.
— Ну и сколько кустов ты выкопал?
— Три куста.
— Но зачем тебе нужно было рыться там, как поросенку, В темноте? Почему ты не послал жену днем, не такой уж это «труд — выкопать
— Она не может, — просто ответил рабочий. — Она парализована.
Паргов смущенно замолчал.
— А с пятницы ты не был на своем участке?
— Нет.
Димов нажал кнопку звонка. В комнату вошел милиционер.
— Отведите его в дежурку, — распорядился Димов. — И подождите там…
Шутев с трудом поднялся, словно на плечах у него был мешок цемента. Шаги его прозвучали тяжело, дверь затворилась. Димов никогда не чувствовал себя таким расстроенным после допроса.
— Мне кажется, он говорит правду, — сказал он. — И все же формально алиби у него нет.
— Действительно, нет.
— Но и улик нет. Я бы его отпустил.
Паргов в замешательстве помолчал, а потом сказал:
— Это непорядок, товарищ Димов. У такого скрытного человека знаешь что может быть за душой? Мрак! И я тебе по правде скажу, до допроса он мне казался более обыкновенным.
— Хорошо, что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Димов.
— Временно задержать его, пока мы не выясним других обстоятельств. А вечером поедем оба в Гулеш и посмотрим, кто сходит с левой стороны поезда, кто с правой, и вместе с ним пойдем на его участок. Я хочу видеть, как он выкапывал эти кусты руками. На месте видно будет, копали там или рыли… И хотя, по моему мнению, это не алиби, мы его отпустим…
— Хорошо, — кивнул Димов. — И поговори с его женой, но так, чтобы он не знал, разумеется. А сейчас пойди возьми разрешение у прокурора.
Когда Паргов вернулся в комнату, у стола сидел его однофамилец. Это был человек небольшого роста, немного испуганный, с быстрыми, живыми, хитрыми глазками.
Димов уже уточнил день, который их интересовал. Паргов сел на свое место и открыл записную книжку.
— Итак, в пятницу ты сел, как всегда, в поезд. И где ты вышел?
— Подожди, — ответил слесарь, — на этот раз я вроде бы вышел в Косере.
— Что значит «вроде бы»? Ты должен вспомнить совершенно точно.
— Да, именно так и было — я вышел в Косере, — покачал головой слесарь.
— Дело у меня там было.
— Какое дело?
— Да я заказал Сандо, краснодеревщику, буфет для кухни. И он мне сказал:
«Приходи в пятницу после работы. Будет готов, ты его оплатишь, а заберешь когда сможешь». И я ему поверил, даже деньги приготовил, но, когда пришел к нему, его не было.
— А где его мастерская?
— Недалеко от станции. Он дома работает. Вышла его жена. «Нет его», — говорит.
«Как это нет? — спрашиваю. — Ведь он же мне обещал». — «Раз он тебе обещал, — говорит, — иди ищи его». — «Где это я буду искать?..» Известно, пошел я в пивнушку — там его нет. Я в клуб, там есть буфет. Сандо нигде нет. Повертелся, повертелся и направился на станцию. В половине девятого есть пассажирский поезд, с ним я вернулся в село.