Летучий голландец
Шрифт:
Теперь настала очередь Уилла выступить против цветовода Жако.
В первые несколько секунд первого раунда Уилл подумал, что Жако забыл про репетиции, потому что тот сильно ударил Уилла по лицу, и у него носом пошла кровь. Уилл закрыл лицо руками, поэтому Жако ударил его несколько раз в грудь, и Уиллу стало почти нечем дышать. Толпа кричала и требовала продолжения, но тут Жако отступил, позволил Уиллу ударить себя несколько раз и поморщился, как будто ему больно.
Второй раунд прошел почти так же. Ближе к его концу, как они договорились на репетиции, Уилл ударил Жако по лицу, и тот упал на канаты; вид Жако не позволял сомневаться, что боксер без
После этого Уилл «выигрывал» приз во многих городах по всей стране. Сначала он постоянно боялся, что среди зрителей окажется кто-нибудь, уже видевший раньше, как он «выигрывает». Но ничего подобного не происходило. Тогда Уилл перестал беспокоиться и сосредоточился на том, чтобы улучшить свое боксерское, или по крайней мере актерское мастерство.
Уилл не был в Тарбрае больше полугода. Наконец он собрал немного денег, чтобы отвезти их Дженни. Цирк остановился в Галахеде, и Уилл попросил Даффи отпустить его на пару дней. Он успел на утренний поезд, который шел через Эдинбург до Мюиртона. То был обычный день для их горной местности: серое небо и мелкий дождик. Семь миль до Тарбрая Уилл прошел пешком. Добравшись туда, он увидел, что главная улица пустынна, а многие окна заколочены досками. Дым шел из очень немногих труб.
Уилл постучал в дверь дома, где жили родители Дженни. Дверь открыла ее мать. Она всегда была добра к нему, но сейчас лишь холодно на него взглянула.
– Дженни дома? – спросил он, подумав, что, может быть, они поссорились, или Дженни куда-нибудь переселилась.
– Тебе повезло, что ее отца нет дома, а то бы он тебя убил, – сказала женщина. – Дженни не получила от тебя ни одной весточки. Она умерла месяц назад. Если ты хочешь увидеть ее, тебе придется пойти на кладбище.
– Умерла? – спросил Уилл. – Умерла? А маленький Уилл? С ним все в порядке?
– Нет, он тоже умер, – ответила теща. – Дженни заболела пневмонией, а за ней и он. И тоже умер.
Она захлопнула дверь у Уилла перед носом.
Уилл пошел к кладбищу, но не стал заходить за ворота. Он постоял минуту, потом развернулся и отправился обратно в Тарбрай, чтобы сесть на поезд до Галахеда. Странно – горя он не ощутил. Скорее облегчение. От этого проснулась совесть, и тогда он постарался вообще об этом не думать.
Найти себе женщину, работая в цирке, было нетрудно. Женщины болтались вокруг в поисках работы или еды. Большинство были бездомными – они сбежали от каких-нибудь кошмаров. Даффи время от времени давал им какую-нибудь работу – стряпать или убирать.
Через месяц после возвращения Уилла из Тарбрая, когда цирк устраивался в Голсуэе, городке к северу от Абердина, появилась одна из таких женщин. Она была похожа на цыганку – невероятно смуглая, с карими глазами. Женщина не говорила по-английски, но Даффи выяснил, что ее имя – Ватуа; это странное слово она произнесла несколько раз, когда он пытался заговорить с ней. Даффи взял ее работать уборщицей. Один из зазывал знал испанский, но, судя по всему, его она тоже не понимала. Другие пытались изъясняться по-французски, по-немецки и по-итальянски, но она лишь качала головой. Однажды рядом с городом табором встали цыгане, и Даффи попросил их вожака прийти и поговорить с девушкой. Но и языка цыган она не знала тоже.
Через три дня, когда цирк уезжал из города, она увязалась за ними, и Даффи
В январе пошел сильный снег, и Ватуа начала крутиться вокруг Уилла. Ему было одиноко, и довольно скоро она переехала в его фургон. Она ненавидела холод и прижималась к нему все ночи напролет, чтобы согреться. Иногда он рассказывал ей о Дженни и умершем ребенке, хоть она и не понимала, что он говорит. Иногда и девушка ему что-то рассказывала, и тогда Уиллу оставалось только догадываться, что же заставляет ее временами смеяться, а временами плакать. Они друг друга не понимали, но разговоры приносили утешение – как будто важны были не слова, а то, как они произнесены, и то, что они говорили их друг другу.
Кое-что у Ватуа было для женщины весьма необычным. Вокруг правой лодыжки у нее имелась татуировка в виде змеи, заглатывающей свой хвост. Уилл показал на татуировку, и Ватуа ответила что-то непонятное.
Кроме того, в сумочке она носила шестидюймовый охотничий нож. Уилл решил: кто знает, откуда она и что пережила в жизни; эта вещь ей явно необходима.
Через несколько месяцев случилось то, чему не следовало случаться никогда.
Цирк остановился в Летиане, в парке, выходящем к устью реки, и Уилл должен был выйти на ринг. После пары обычных боев Уилл выступил претендентом на приз. Его противником был Джентльмен Жако, и он, как обычно, хорошо выполнял свою работу, позволяя Уиллу выглядеть лучше, чем он был на самом деле. В конце поединка толпа громко хлопала, когда Даффи поднял вверх руку победителя, и ему был вручен приз размером в пять фунтов.
Уилл уже спускался с ринга, когда услышал громкий голос с галерки:
– Это подстава! Я видел раньше, как он это делал!
То был пьяный ирландец, который проиграл Крушителю в Беллсвейле в тот самый вечер, когда Уилл начал свою карьеру.
Возможно, какая-то часть толпы поверила ирландцу, но до того, как они на что-то решились, Даффи и Крушитель схватили смутьяна и выкинули его из парка.
Потом Даффи пришел к Уиллу в фургон.
– Однажды это должно было произойти, – сказал он. – Ты все делал правильно. – Даффи видел, что Уилл расстроен. – Мы просто не будем выпускать тебя на ринг, пока не доберемся до Англии.
В тот вечер Уилл и Ватуа пошли – как обычно, после закрытия цирка – в маленький паб, стоявший на берегу реки. Уилл выпил пинту пива, Ватуа не пила ничего. Она просто сидела и смотрела вокруг. Судя по всему, ей это нравилось, хотя Уилл совершенно не представлял себе, что происходит у нее в голове. Они ушли из паба в полночь и брели по темной улице, когда из тени выступили трое мужчин и встали перед ними под фонарем.
– Эй, ты! – сказал один.
Конечно же, это был громила-ирландец. Его друзья были на вид такими же крупными и отвратительными, как он.
– Посмотрим, чего ты стоишь, когда драка не куплена, – сказал ирландец.
Втроем они затащили Уилла в ближайшую подворотню. Двое держали его, а ирландец снова и снова бил его по лицу. Уилл почувствовал, что ему сломали нос. Потом его уронили на землю и начали бить ногами; скоро Уилл понял, что ему сломали несколько ребер. Ватуа кричала на них, он это слышал, но те продолжали избивать его. Они били, били, били… К тому моменту, когда Уилл полностью потерял сознание, он был уверен: ему нанесли уже столько увечий, что нет ни малейшего шанса выжить.