Летучий корабль
Шрифт:
Низкая резная ограда, ворота, за ними еще и шлагбаум — вроде бы и все открыто, но случайным гостям как-то ненавязчиво дают понять, что они здесь лишние. Но я все же отваживаюсь бросить взгляд на аккуратную мощеную камнем широкую дорожку, ведущую к почти скрытому раскидистыми соснами дому, различаю большие чуть затемненные окна верхних этажей, легкую конструкцию самого строения — не вилла, не дом, а … будто бы корабль, который не задержится на рейде больше, чем на пару дней. Да нет, просто фантазия разыгралась, конечно, обычный современный дом, но так как он скрыт от глаз деревьями, я могу напридумывать все, что угодно. Тем более, видеть то, что у меня прямо под носом, я не склонен. А там тоже есть на что взглянуть, потому что всего в паре метров от перегораживающего въезд шлагбаума припаркована шикарная открытая машина, прикрытая светлой тканью от жары. Но я могу разглядеть ее обтекаемые формы, солнце слепит меня, отраженное безукоризненной полировкой,
Ну все, Юэн, хватит стоять здесь и глазеть на чужое добро, а то сейчас покажутся хозяева и зададут вполне резонный вопрос о том, что мне, собственно говоря, здесь нужно. Но нет, со стороны дома ни звука, ни движения, так что я даже позволяю себе помедлить еще пару секунд и прочитать табличку на воротах, которая извещает меня о том, что у виллы есть название. Что-то такое морское, потому что начинается на Mar… Я не успеваю дочитать, потому что мне чудится звук двигателя со стороны улицы, с которой я только что съехал, и я, устыдившись своего любопытства, спешу пуститься в обратный путь.
Я успеваю проехать всего-то ничего, как раз приближаюсь к тем самым камням, где обожают фотографироваться туристы.
– Ты где? Мы тебя уже потеряли! — голос Драгана в моем мобильном кажется недовольным. Лучше бы он за сестрой своей так смотрел!
– Сейчас, я уже еду, зато они все заказали. И горячее, и десерты.
– А, ну тогда ладно, — Он мгновенно сменяет гнев на милость.
Но нет, дорогой мой, тебе придется обождать еще, потому что там, впереди, у этих злополучных камней припаркована машина, а высыпавшие из нее молодые люди в количестве пяти человек явно жаждут фотографироваться, машут, увидев меня, тянут руки с фотоаппаратами, показывая, что мне нужно просто щелкнуть. Три девчонки, двое парней. На одном черная футболка с Веселым Роджером… О, Господи… И банданы на головах. У девчонок расцветки повеселее, футболки завязаны высоко под грудью, открывая впалые животы. Опять та же игра… Им кажется, это весело. Они, обнявшись, встают на широкий камень, нависающий прямо над морем, чуть не падают с него, но на что ни пойдешь ради такой фотографии. А потом будут хвастаться всем, какие они крутые морские волки. Я щелкаю их столько, сколько они просят, на все пять фотоаппаратов. Благодарят меня на ломаном английском, я улыбаюсь, машу им рукой и отбываю восвояси.
Вернувшись в Luna e mare и передав Драгану детали моих переговоров с Райчичем, я отчего-то вспоминаю о том, что хотел спросить его про машину, ну, про эмблему, которая мне совершенно не знакома.
– Понятия не имею, — пожимает он плечами, — может быть, ты просто запомнил неправильно? Я здесь ни разу таких не видел.
– Я в городе тоже не видел. Это там, на виллах.
– Ага, значит, вот где ты прохлаждался! — Драган смеется. — Иди работай, любитель красивой жизни. Вон хоть минералки принеси!
Я обреченно поворачиваюсь к столику под бугенвиллией. Видимо, этот человек не перестанет к нам ходить, пока не выпьет всю минералку, имеющуюся у нас в запасе. Но мы купим еще, так что… да пусть ходит, пару дней я его, кажется, не видел. Может быть, работает в каких-нибудь архивах поблизости, и ему просто удобно заходить к нам, читать тут свою газету, а потом идти себе дальше по своим делам.
– Здравствуйте, — я улыбаюсь ему, все-таки постоянный клиент, — может быть, мороженого?
– Мороженого? — он поднимает на меня невыразительные глаза, а мой взгляд отчего-то задерживается на его пальцах. Короткие, с редкими белыми волосками на округлых фалангах. — Почему нет? Какое-нибудь фруктовое.
– Ананас, клубника, лимон, ежевика, банан, малина, — начинаю бойко перечислять я.
– Давайте ежевику, лимон и клубнику, — милостиво соглашается он.
Когда я через две минуты ставлю перед ним его заказ, украшенный вафельными трубочками, свежими ягодами и взбитыми сливками, он неожиданно просит меня задержаться.
– Юэн, — говорит он, — простите, но я случайно слышал, о чем Вы спрашивали Вашего друга.
– Вы говорите по-хорватски?
– Я? Что вы! Но я часто бываю в Далмации, так что понимаю с пятого на десятое. Но Вы иностранец, то, что Вы говорите, для меня яснее, чем речь Вашего друга. Вы же спрашивали про машину?
– Да. Я хотел узнать, что это за эмблема. Две буквы «М»…
– Одна маленькая, будто придавленная, вторая высокая? — он ногтем рисует мне на салфетки их очертания,
– Пиццу на виллы отвозил, — объясняю я.
– Ах, вот оно что…
И он теряет ко мне интерес, глаза его уже бегут по газетным строчкам, а ложечкой он ковыряется в мороженом.
Я не знаю, что со мной такое, может быть, я перегрелся в пути, может быть… нет, ну я же понимаю, что есть места в мире, к которым мне не стоит приближаться. А я сегодня не только дважды проехал мимо, но еще и фотографировал в двух шагах от «моих» камней кучу придурков, игравших в пиратов. Иногда мне становится страшно, что какая-то дурацкая мелочь может сорвать меня в такую глубину, откуда уже не выбраться. Как там пела Кейт? И он потащил их в подводный свой дом, и запер в нём двери тем чёрным ключом… А я и так заперт в своих воспоминаниях. Они выходят из меня, как темная зараженная кровь из раны, с каждым ударом сердца, но от этого мне почему-то не становится легче. И вот, невинный щелчок фотокамеры — а у меня уже наготове следующая картинка.
* * *
Наша жизнь на пиратском острове тем временем идет своим чередом, так что я, поначалу пытавшийся вести счет дням и неделям нашего плена, постепенно теряю к этому интерес — все равно никакого просвета не предвидится, я просыпаюсь только затем, чтобы наскоро одеться и бежать в таверну, где меня тут же втягивает водоворот наших каждодневных дел, и выныриваю только далеко за полночь, а то и уже под утро, чтобы добраться до постели и спать, спать, пока шум, производимый Роном и Невиллом, не возвестит мне о том, что и мне осталось спать не более двух часов, а то и меньше. И так проходят ноябрь и почти весь декабрь, в самом конце которого пираты отправляются в «рождественскую вылазку», впервые уже обновленным составом, чтобы попробовать в деле бывших азкабанских узников. Думаю, тот год в магической Британии выдался не самым удачным, так как вылазки следовали одна за другой, теперь они не ждали по полгода, а обрушивались на головы особенно вороватых магов, пуще жизни любивших чужое добро, каждые месяца полтора-два. Не знаю, что писали газеты, может быть, что-то о неслыханном нашествии драконов на имения добропорядочных граждан, спустившихся с гор великанах или загадочных черных облаках, накрывавших собой дома, после чего в них не оставалось ни ценностей, ни живых авроров…
На острове в дни вылазок сразу становилось гораздо тише, Корабль отправлялся в плаванье под вечер, чтобы к полуночи достигнуть берегов нашей славной родины. Часть пути они шли по воде, так как для того, чтобы мгновенно перемещать и удерживать Корабль в воздухе, требовался довольно большой расход магической энергии, а Малфой и Довилль должны были беречь силы еще и для боя. Все это как-то незаметно рассказывал мне Драко, постепенно забывая нашу старинную вражду и привыкая просто болтать со мной. И я бы наслаждался временной передышкой вместе с Роном и Невиллом, но вот незадача — оказалось, что на Корабле есть люди, за которых я теперь волновался, так что я, как дурак, был готов иногда сесть прямо на пристани и всматриваться вдаль, ожидая возвращения тех, кто неожиданно оказался мне дорог — Драко, сэра Энтони, а потом и Тео. Конечно, я не мог и словом обмолвиться об этом обоим гриффиндорцам, а они… Я не знаю, что они там про меня думали, они-то в дни вылазок были свободны, потому что к рейду Корабль готовила команда, а вот мою работу никто не отменял — далеко не все пираты покидали остров, обычно в рейд уходили человек 20 — 30, а остальные по-прежнему заполняли нашу таверну, ели и пили в три горла, наверное, от волнения. Единственное, что разрешал мне Вудсворд в такие дни, так это сходить искупаться с Роном и Невиллом сразу после отплытия пиратской братии. Не могу сказать, что я был не рад, но они оба плавали еле-еле, плескались у берега, а я, прошедший краткий курс молодого пловца под руководством Драко Малфоя, мог позволить себе заплыть довольно далеко, нырять, исчезая у них из под носа, чтобы потом неожиданно схватить под водой одного из них за ногу, вызывая не смех, а недовольство.
— Гарри, ты что? Ты же меня утопишь! — вопил Невилл.
А Рону просто было не смешно. Честно говоря, я ужасно тосковал по тем дням, когда нам с ним достаточно было переглянуться — и вот мы уже весело смеялись над какой-нибудь глупостью, над ерундой, полунамеком. Но сейчас эта бескрайняя тоска в их глазах, эта серая обреченность… Мне же тоже было тяжело… Так что, когда на пляже появлялась Кейт, чтобы призвать меня обратно в таверну, я вздыхал с облегчением. И пресекал их охи и вздохи по поводу того, что мне нет покоя даже в дни рейдов. А ночью, как только последний посетитель покидал гостеприимный кров Кевина Вудсворда, мы с Кейт уходили на пристань, чтобы ждать восхода солнца, а вместе с ним и появления черных парусов на горизонте. И тут я оставлял ее одну, потому что Поттеру не пристало встречать на берегу пиратов, возвращающихся из удачного похода. И мои приходы под утро тоже не ускользали от внимания моих гриффиндорских приятелей.