Летун. Фламенко в небесах
Шрифт:
Водителя рядом со мной застрелили сразу: сложно выжить, если винтовочная пуля выхлестнула из черепа половину мозга. Я вывалился через открытую дверь на каменную мостовую, успев крикнуть Крузейро, чтобы он выпрыгивал. И даже заметил, как парень, опершись о борт грузовика, перебрасывает своё тело вниз.
Перестрелка, два — один. И непонятно, что будет дальше…
— Ола, альферес! — Хуан Крузейро Лянча машет из-под машины.
— Ола, Хуан! Двигай сюда! — Показываю ему. Долго за колесом ему не выдержать, а тут хотя бы отойти можно, если зажмут.
Бах! Бах,
Одна за другой пули «Астры» летят в сторону противника. Оттуда тоже сыплют выстрелы, но через полминуты Хуан, тяжело дыша, плюхается рядом на камни.
— К стене!
Таскайся потом с ним… И ведь потащусь! Не дело своих бросать…
— Слушай, Хуан! Сейчас мы идём искать наших. Компренде? Находим, докладываем — здесь разведка Франко. Вдвоём и почти без патронов мы здесь ничего не сделаем. Потом — когда выбьют — возвращаемся. И смотрим, что с машиной.
— А Пепе как же?
— Пепе убит. Пуля в голову.
— А кто же тогда поведёт машину? Я не умею…
— Я и поведу. Тоже не умею, но не сложнее самолёта, думаю. Но если заведётся. А пока так: отходим по улице, прикрываем друг друга. Ты — первый отбегаешь, потом — я. Давай!
* * *
…Вот за это я и не люблю старинные города. Чтобы нормально здесь передвигаться, нужно в них родиться. Ну, или карту подробную иметь!
Бежали-бежали, а прибежали — снова не туда!
А конкретно — к семинарии. Вернее, к тому, что от неё осталось. К развалинам. От них крепко несло запахом взрывчатки — видно, что взорвали их всего несколько дней назад[1]. Но едва мы показались на улице — оттуда ударили выстрелы.
Еле успели нырнуть за подбитый танк — советский БТ-5. Судя по открытым люкам — экипаж успел его покинуть, да и спаренного с пушкой ДТ-29 нет — кто-то прихватизировал полезную вещь. От развалин семинарии несколько раз татакнул пулемёт: дескать, знаем, что вы там спрятались, там и сидите, не то!!!
Ну, нас пугают — а нем не страшно. Вот только непонятно: куда подевались республиканские войска? Ещё час назад были, была и стрельба, пусть и неактивная. А сейчас — ти-ши-на! И никого нет. Ну ладно, допустим, франкисты в семинарии и в резиденции гражданского губернатора сидят в осаде, патроны экономят. На нас, вон, потратили — и снова молчат. Ладно, местное население, «мирняк» так называемый, — кто эвакуировался, кто-то ещё не успел и по подвалам ныкается. Но куда девалась наша пехота? Ничего не понимаю[2]…
— Хуан, ты как? — обращаюсь к юсушнику. — Ещё бежать можешь?
— Могу, командир. Только отдышаться надо.
— Добро. Тогда отдышись — и вон к тому зданию. Где парадное открыто. Заскакиваешь внутрь и ждёшь. Я — за тобой. Потому что танк, конечно, хорош, но прикрывает только с одной стороны, это на нервы действует.
Наш манёвр обошёлся в пять патронов, которые пришлось выпустить, прикрывая перебежку. Но в результате мы не только оказались в опустевшем здании, но и разжились там двумя брошенными царскими трёхлинейками пехотного образца и сотней патронов россыпью в цинке, клеймёной 1916
— Вот что, Хуан: куда делись наши — непонятно. Но они тут явно были, винтовки это доказывают. Искать их можно весь день, если не повезёт. А если повезёт — то полчаса. Но совсем рядом — фашисты и пока они сидят в развалинах — всё в порядке. Но им в любой момент может стукнуть в голову вылезти оттуда, и тогда будет плохо. Потому слушай боевой приказ: я поднимаюсь на чердак, ты остаёшься здесь, на втором этаже. И вдвоём ведём беспокоящий огонь по семинарии. Цель — показать фашистам, что данное направление занято и наступать сюда — рискованно. Так стоим до подхода наших или пока не начнётся атака врага. В последнем случае — подхватываемся и отходим вдоль домов: три винтовки на двоих — этого мало. Вопросы есть? Вопросов нет. Приступай!
И, в полном соответствии со своим же приказом, я покинул бойца, отправляясь на чердак.
Чердак оказался вполне пригодным. На верёвках висело чьё-то пересохшее бельё, шесть окошек открывали обзор на четыре стороны. Пользуясь прикладом, я проделал ещё два отверстия в углах чердака — чтобы уделять внимание не только развалинам семинарии, но и части улицы левее и пустырю правее её. Мало ли, что может неожиданно случиться? Война же…
Снизу грохнул винтовочный выстрел: боец Крузейро Лянча приступил к выполнению приказа. Ну что же, попробую пополнить счёт: два-один меня пока что не устраивает…
В течение двух следующих часов я гарантированно подстрелил только одного фашиста, чьё тело осталось свисать из окна семинарии. При этом потратил почти тридцать патронов: за минувшие три недели боёв франкисты уже были битые и ломаные. А потому и применялись они к местности — если так можно сказать о руинах огромного, с квартал, здания — старательно. Так-то я вроде бы попадал четырежды — но убил или ранил троих, осталось неизвестным: тела на месте не оставались. То ли сами отползали, то ли их утаскивали их камерады — не понять с расстояния. Меня в конце концов также обнаружили, сосредоточив огонь нескольких винтовок на чердачном окне — потому пришлось временно перебираться к другой точке — к той самой дыре, выходящей на пустырь…
И вот там-то мне и довелось наблюдать незабываемую картину…
Судя по всему, деблокирующие подразделения генерала Варелы, наконец-то прорвали кольцо обороны республиканцев и прорвались к самым окраинам Теруэля. Республиканцы разбегались поодиночке и мелкими группами пересекая тот самый пустырь, многие падали, сбитые пулями. Навстречу своим, из руин семинарии с приветственными криками устремились не скрывавшие радости остатки гарнизона. И вот, когда до встречи двух группировок мятежников оставалась какая-нибудь сотня метров, в бой неожиданно вступили советские танки. До сих пор не понимаю, откуда они там взялись — но факт налицо: четыре боевых машины, прогрохотав по брусчатке, выдвинулись с той самой улицы, где мы с Хуаном прятались от огня. Остановились, развернули башни… И дали жару! Пушки и пулемёты били не менее десяти минут, а потом танки пошли вперёд, уничтожая прорвавшихся к городу франкистов…