Летящий и спящий (сборник)
Шрифт:
Смотрит противник: рвануло в наших окопах. «Что же, — думает, — у них рвануло, а у нас — нет». Глядим, рвануло и у них.
Пошли у нас телефонные разговоры по всем проводам.
«Дайте огоньку!»
«Даем огоньку!»
Большую «козью ножку» наши артиллеристы свернули, в небо газетным раструбом уставили. Трещит наша махра, большими красными искрами стреляет.
Но и они тоже нам прикурить дали. Длинную сигарету «Мальборо» через колючие заграждения и ничейную полосу к нам протянули. А «Мальборо», известно, сильно дымит. Плохо нашим солдатам приходится — особенно некурящим.
А лейтенанту — молоденький был — хуже всех. Затянуло его в затвор орудия и вытянуло через дуло вверх. Висит лейтенант над полем военных действий, как небо. Тут уж что хочешь делай, если ты небо. Подул он — дым развеялся. Приказал — солдаты в атаку пошли.
Сначала неохотно шли, потом приободрились — побежали. Потому что открыл противник огонь нешуточный. И навстречу ящики полетели. Здоровенные ящики и картонные коробки, только в небе свистят, попадет — сразу убьет. Ударится ящик об мерзлую землю — и разлетаются во все стороны шапки, дубленки, платья, костюмы, парфюмы, цветные зонтики, даже видеомагнитофоны. Всю землю усеяло, давай подбирай. И бутылки виски и банки пива валяются. Сначала боялись, а! была не была, схватил — не заминировано.
Взяли наши первую линию, вторую взяли, а третью брать не хотят.
— Возьмите!
— Не возьмем!
— Берите, если отдаем!
— Да, не надо нам! Устали, объелись, обпились, трофеи некуда девать.
А они навязывают, насильно суют:
— И город наш самый главный возьмите.
Вот привязались! Нет, не отстанут, видно. Пришлось главный город брать, да в руках не удержали: слишком большой и тяжелый — все обратно отдали. Хорошо, что не уронили.
Так всегда у нас в истории. Все подвиги совершаем. Наберем, как на рынке, сгоряча, по дешевке, что набрали, не смотрим — а там одна ерунда, и не нужно это нам, лишнее — все назад отдавать приходится.
Но это, можно сказать, досужие рассуждения, а лейтенант подвиг совершил. И орден ему дали, а может, ордер на новую квартиру, что тоже неплохо для лейтенанта. Ветераны, правда, до сих пор обижаются: зачем в атаку поднял, книжку или газету там не дал дочитать — на непонятном языке, зато вроде детектива: до последней строки «кто убил» так и не догадаешься, а может, не убил — пошутил только.
Да, если бы люди так и воевали: «Чего лежишь? — да не убил я тебя, пошутил только». А тот не встает: руки-ноги от смеха скрючило и челюсть вбок вывернуло. «Ну и шутки у тебя, боцман…»
Кстати, многим может показаться неясным, почему боцман, то есть лейтенант, рыбу в блиндаж бросил? А может, и не бросил, а поймал. Так ведь у любого рыбака спросите — чем рыба больше, тем рыбалка удачнее.
ИВАН, РОДСТВА НЕ ПОМНЯЩИЙ
За городом Иваном кладбище было — старое Иваньково, куда ни посмотришь: памятники, кресты — все иваны лежат еще с довойны; за кладбищем речка Иванка — с детства иваны обоих полов голяком купались — холодная.
Жил Иван в поселке Ивантеевке, в самой середке добротных
Однажды и говорит Иван своей Ивановне:
— Хочу в хозяйство «оппель-ивана» купить. Все иваны вокруг в «мерседесах» гоняют, одни мы безлошадные.
— Возьми Ивана-свояка с собой, — забеспокоилась Ивановна. — Ты же у меня, известно, Иванушка-дурачок. Ох, возьми Ивана-свояка, не пожалеешь!
— Обойдется, — сказал Иван. Упрям был, как все иваны.
А в городе Иване — на хазе, на малине, в грязи — не на виду золотой человек объявился — Большой Иван. А Большому Ивану большое плаванье полагается. Да и что говорить, крутые иваны были в банде. Взять Ивана на мушку, сесть в его новенький «Иван» и где-нибудь в подпольном гараже разыванить машину на мелкие иванчики было для них одно удовольствие.
Автобус, битком набитый иванами с Ивантеевки, шел, покачиваясь, по Ивановскому шоссе. Мимо мелькали провинциальные облезлые дома, новые пятиэтажки-неваляшки, храм Ивана Предтечи — под склад занятый. Грел Ивана бумажник в нагрудном кармане пиджака — сорок тысяч иванов до одного иванчика.
Перед театром имени Ивана Франко стоял памятник Ивану Грозному. По площади имени Ивана Тургенева ходили местные иваны и на памятник Ивану Грозному не смотрели. Здесь за углом и остановился автобус из Ивантеевки.
Здесь был центр. Кинотеатр, в котором вечно шла картина «Иван Иванович сердится», модный магазин «Иван-царевич», розовая вывеска ИВАН-ЧАЙ (чаю здесь, кстати, никогда не было) и центр по карате «Ванька-встанька».
Возле загса под черной с золотом вывеской ИВАН ДА МАРЬЯ стояла вереница такси. Мэр города Иванчук выдавал в этот день дочку — красавицу Ваню за грузина-студента Вано. Иваны-водители громко и неодобрительно переговаривались по этому случаю.
Иван Иванович — инспектор уголовного розыска — тоже переговаривался — в переговорное устройство. Переложил свой шестизарядный «иван» из кобуры в карман и сел в свой старенький «Иван-жигулян». Порядок.
Между тем Иван с бумажником на груди бродил среди людей и машин и посматривал на них — на машины. Над ним на кирпичной стенке радостно вещал плакат: ИВАН-ДУРАК СЧАСТЬЕ НАШЕЛ — и автомобильчик нарисован. Правильный плакат.
Тут к нему какой-то иван подкатился, низенький, лысоватый с золотым зубом, и затараторил:
— Привет, Иван. Что промышляешь — продаешь, покупаешь?
— Ишь разговорчивый, — подумал вслух Иван. — И откуда имя мое знает?
— Откуда знаю, там меня уже нет. Да меня самого Иваном кличут, — бойко ответил новый Иван.
— Не иначе ты моя родня, — решил Иван.
— Близкая, — подтвердил новый Иван. — Ты Иван, я Иван, надо выпить по сто грамм.
Это и решило дело. У нового Ивана карман оттопыривался, и выглядывала оттуда бутылка «Ивановской». Отправились иваны вместе в столовую на Ивановский спуск. А за ними уже следили.
Напротив кафе-столовой «ИВАН ПОДДУБНЫЙ» долго ждали иваны перехода. Свадьба ехала. Следом Иван Иванович — будто ни при чем — в своем «Иване-жигуляне» прошкандыбал. За углом затаился.