Лев Троцкий
Шрифт:
Все обвиняемые признались в преступлениях, причем особенно энергично с прокурором А. Я. Вышинским и судьей В. В. Ульрихом сотрудничали Пятаков и Радек. Радек подчас даже опережал прокурора в очернении себя самого. Обвиняемые называли фамилии и многих других бывших деятелей оппозиции в качестве связанных с ними «изменников родины». В числе прочих было произнесено имя ближайшего в прошлом соратника и друга Троцкого X. Г. Раковского. [1434] Было ясно, что последуют новые кровавые спектакли.
1434
Судебный отчет по делу антисоветского троцкистского центра. М.: Юриздат НКЮ СССР, 1937. С. 91.
Уже первый судебный процесс над Каменевым, Зиновьевым и другими
1435
HU.HL, bMS Russ 13.1. Т 3976; Sinclair L. Op. cit. V. 2. P. 859; Trotsky L. Writings (1936–37). P. 110–113.
Едва прибыв в Мексику, Троцкий вплотную занялся разоблачением судебных фальшивок, их причин и вероятных последствий. 20 января он написал статью «Семнадцать новых жертв ГПУ», которая под различными заголовками была опубликована в нескольких странах. [1436] Статья предшествовала процессу, была написана под впечатлением только что появившегося советского сообщения о раскрытии «нового заговора». Будущие подсудимые характеризовались как старые революционеры, являвшиеся одно время единомышленниками Троцкого, которые позже отреклись от оппозиции. За этим последовала череда статей, заявлений, писем, обращений, в которых разоблачался «большой террор». 30 января Троцкий записал на пленку речь для американского киножурнала, в которой приводились факты лжи и фальшивок на московских процессах.
1436
См.: Чернявский Г. Высокоинтеллектуальные слуги Сталина. — В кн.: Чернявский Г. Притчи о Правде и Лжи. С. 302–304.
Особое значение он придавал выступлению на массовом митинге в Нью-Йорке, созванном Американским комитетом защиты Троцкого. На митинге, состоявшемся 9 февраля на нью-йоркском ипподроме, присутствовало около шести с половиной тысяч человек — цифра весьма значительная для такого рода инициативы. Речь Троцкого вызвала бурю эмоций. [1437] Объяснив истинный смысл того, что происходит в Москве, Троцкий особое внимание уделил своему предложению о создании открытой и беспристрастной следственной комиссии. «Я заявляю: если эта комиссия признает, что я виновен хотя бы в небольшой части тех преступлений, которые взваливает на меня Сталин, я заранее обязуюсь добровольно отдаться в руки палачей из ГПУ. Надеюсь, это ясно. Я делаю это заявление перед лицом всего мира. Прошу печать разнести мои слова до самых глухих уголков нашей планеты. Но если комиссия установит, что московские процессы — сознательный и преднамеренный подлог, построенный из человеческих нервов и костей, я не потребую от своих обвинителей, чтоб они добровольно становились под пулю. Нет, достаточно будет для них вечного позора в памяти человеческих поколений! Слышат ли меня обвинители в Кремле? Я им бросаю свой вызов в лицо. И я жду от них ответа!»
1437
Троцкий о процессе // Бюллетень оппозиции. 1937. № 54–55. С. 128.
Обвинители в Кремле, безусловно, читали эту страстную речь, но готовились они не к ответу по существу, а к ответу кровавому — к физической расправе с Троцким, Львом Седовым и другими разоблачителями тоталитарного режима.
В то время как Американский комитет защиты Троцкого готовил контрпроцесс, сам
В этих материалах особое внимание обращалось на очевидные ляпсусы в обвинениях на январском процессе. Наиболее показательными были два скандальных момента. Связь Радека с Троцким обосновывалась на процессе тем, что парижский корреспондент газеты «Известия» В. Ромм, представлявший Радека, встречался с Троцким в Булонском лесу в конце июля 1933 года. По этому поводу в «Бюллетене оппозиции» не только ставились вопросы, которые могли бы «конкретизировать» обвинение, например, прибыл ли Троцкий пешком или на автомобиле, появился один или в сопровождении, как выглядели сопровождавшие лица, если таковые были, почему было избрано такое неудобное место для свидания. Но главное, на основании документов и свидетельств было показано, что с Роммом Троцкий никак не мог встретиться, так как находился в 500 километрах от столицы — в Ройане, где в день прибытия его видели многочисленные полицейские чиновники.
Второй эпизод, связанный с Пятаковым, был бы еще более пикантным, если бы за ним, как и за первым, не прослеживались потоки крови. Троцкий придал разоблачению этой истории особое значение. Речь шла о показаниях Пятакова, будто он летал на свидание к Троцкому в Норвегию из Берлина, где находился в командировке по линии Наркомата тяжелой промышленности (он был заместителем наркома), в декабре 1935 года.
Тот факт, что Пятаков действительно пребывал в Берлине в это время, подтверждался источниками. [1438] Но вот полет в Норвегию опровергался многочисленными документами. И дело не только в том, что в показаниях была масса нестыковок: путь от аэропорта до Вексаля, где проживал Троцкий, занимал два часа, тогда как Пятаков говорил, что он ехал на свидание 30 минут. Где же происходило свидание? Вылететь в тот же день назад Пятаков не мог. Где он ночевал? Главное, однако, состояло в том, что, согласно справке аэропорта Хеллер, — единственного места в Норвегии, где мог совершить посадку самолет из Германии, там в промежутке между сентябрем 1935-го и маем 1936 года ни один иностранный аэроплан не появлялся. [1439]
1438
Об этом сообщала германская пресса. См., напр.: Berliner Tageblatt. 1935. 21. Dezember.
1439
Бюллетень оппозиции. 1937. № 54–55. С. 27.
Троцкий полагал, не имея к тому оснований, что фальшивые обвинения, особенно те, лживость которых элементарно доказывалась, смогут привести к ликвидации сталинского господства. Он говорил об этом Хейженоорту сразу после январского судебного процесса именно в связи с показаниями Пятакова: «Подобно ворону, который может обрушить лавину, история с самолетом Пятакова может стать началом падения Сталина». И через два дня — тот же мотив: «Это будет дорого стоить Сталину». [1440]
1440
Heijenoort J. Op. cit. P. 105.
Можно ли оценить эти и подобные им высказывания иначе, нежели как своего рода маниловщину? Вряд ли. Что могло вызвать падение Сталина? Вмешательство извне? Но оно было нереальным, особенно в условиях, когда руководители западных держав играли с советским диктатором в политику коллективной безопасности. Внутренний взрыв? Но к 1937 году недовольство населения было уже запрятано так глубоко, что необходимы были десятилетия, чтобы пробудить хотя бы минимальную социальную активность. Подобно утопавшему, хватавшемуся за соломинку, Троцкий уходил все дальше в дебри утопии о возможности свержения советского диктатора.
К концу марта 1937 года в сотрудничестве с европейскими комитетами Американский комитет сформировал комиссию по расследованию обвинений, предъявленных Льву Троцкому на московских процессах. Председателем комиссии стал Джон Дьюи, почтенный ученый всемирной известности.
Выдающийся американец, приближавшийся к 80-летию, согласившись стать во главе такого утомительного и опасного предприятия, каковым была комиссия по расследованию советского «большого террора», проявил незаурядное мужество.