Левицкий
Шрифт:
Где-то непосредственно по окончании совместной с В. Васильевским работы Левицкий уезжает в Петербург — снова решение, мало похожее на осторожные действия его товарищей по искусству. У Левицкого нет вызова Канцелярии от строений, обычно служившего поводом для временного или длительного переезда художника в столицу. У него нет в Петербурге и никакой заказной работы, тогда как в Москве уже образовался свой круг заказчиков, связи с местной художнической средой, возможности высоких заработков. И все же определенные и притом немалые гарантии у него должны были существовать, поскольку меньше чем через год по приезде в столицу Левицкий получает официальное признание —
АКАДЕМИЯ ТРЕХ ЗНАТНЕЙШИХ ХУДОЖЕСТВ
…Главное намерение сей Академии дабы посредством твердого и основательного наставления единственно споспешествовать к распространению и приведению в цветущее состояние художеств… чтоб со временем сей обильный источник разливался на главные части великия сия империи, приносил пользу как государству, так и обществу.
…Класс портретной препоручить обучать господину академику Левицкому.
Скачок был головокружительным, почти невероятным. Январь 1768 года. Москва. Затянувшийся торг с Гофинтендантской конторой об иконостасных образах, законченных и придержанных художниками, — какой иной путь добиться выплаты причитающихся денег! Спор о сотне рублей: достаточно для выкупа заказа или нет. Разговор о затраченных материалах, сожженных дровах, сгоревших свечах: все дорого и все в долг. Свидетельства качества договорной работы: «Означенные иконы я осматривал и признаваю, написаны оные по учиненному преосвященным Крутицким Амвросием росписанию исправными хорошею работою красками…» Слов архитектора К. И. Бланка достаточно для одобрения живописи и совершенно недостаточно для окончательного расчета. У Гофинтендантской конторы свой многолетний опыт обращения с ремесленниками: подождут, не станут конфликтовать, побоятся за следующие заказы. Московский городовой живописец Васильевский не может об этом не знать, узнает и вольный малороссианин Дмитрий Левицкий.
И март 1771 года. Петербург. Определение Совета Академии трех знатнейших художеств со всем необходимым почтением и уважительностью, как обращались к приезжим парижским профессорам: «Класс портретной препоручить обучать господину академику Левицкому». Точнейшее перечисление обязанностей «господина академика», но и возможностей для его собственной работы: на какие дни может рассчитывать, когда вправе чувствовать себя свободным. Само собой разумеется, «господин академик» не согласится ограничиться одним преподаванием, одними занятиями с учениками, и никакая академическая должность не компенсирует заработков, которые принесут заказные портреты, связанной с ними известности.
Левицкий менял Москву на Петербург, но он менял и положение рядового живописца, полуремесленника, в представлении современников, на положение государственного чиновника со всеми свойственными государственной службе преимуществами и правами и при этом на положение безусловного законодателя живописной моды. Увлечения заезжими мастерами оставались капризом легко меняющихся вкусов, зато руководитель портретного класса Академии художеств диктовал требования, которыми определялось воспитание целого поколения портретистов, их взглядов на искусство и характер мастерства.
Предстоявший Левицкому скачок был действительно невероятным и все же не единственным в своем роде. По существу, Левицкий повторял проделанный
Жизнь Гаврилы Козлова начиная с 1750-х годов, благодаря Канцелярии от строений, оказывается расписанной буквально по дням. В начале лета 1753 года, например, он находится в списке московских художников, которых требует к себе А. Перезинотти для живописных работ в Царскосельском дворце. Но с приездом в Царское Село дело не ограничивается одной этой работой. Здесь и другой плафон в новопостроенной галерее, и плафоны в залах, и многочисленные десюдепорты, и специальное поручение А. Перезинотти — образа для дворцовой церкви. В этом руководитель работ не захотел полагаться на выбор Канцелярии от строений.
1755 год застает Козлова все еще в Царском Селе, откуда, судя по поденной росписи, он не смог отлучиться ни на один день. Козлов получает к этому времени значительный по сравнению с другими живописцами оклад — восемь рублей в месяц, что не мешает Канцелярии от строений тщательнейшим образом проверять каждый проработанный день и даже «полудень», чтобы в случае необходимости произвести вычеты. Козлов за все это время «не болел и от работы не отлучался». Его просьба об освобождении из Царского Села — все остальные живописцы уже отпущены — остается неудовлетворенной. Единственное исключение делается по просьбе Д. Валериани, которому Козлов нужен в числе других художников для написания декораций к новой оперной постановке «Александр Македонский» — ею отмечался день восшествия Елизаветы Петровны на престол.
Декорации написаны, премьера прошла, и снова Козлов день за днем проводит на царскосельских работах. Предлагаемые историками искусства версии, что был он при этом учеником А. Перезинотти или и вовсе вместе с Левицким учеником Д. Валериани, одинаково противоречат фактам. Работать под руководством каждого из этих мастеров меньше всего значило быть его учеником. К тому же каждая работа имела своего руководителя, которые бесконечно менялись для художников-исполнителей. К концу 1750-х годов Козлова хорошо знают и все ведущие архитекторы и все живописные мастера. Вслед за А. Перезинотти и Д. Валериани его вызывает Растрелли для живописных работ «при деревянном Зимнем дворце» в октябре 1757 года, до с 17 ноября до 1 января Козлов снова в распоряжении Д. Валериани для писания новых декораций, и так продолжается все время.
Казалось бы, неразличимый в бесконечных списках художников, которых постоянно использовала Канцелярия, не отмеченный ни одним академическим званием, ни успехом на выставке, который привлек внимание к Левицкому, Козлов тем не менее сразу получает приглашение в Академию художеств. В год, когда Левицкий работает над триумфальными воротами, Козлов зачисляется в академический штат адъюнктом, иначе — преподавателем живописи исторической. Еще не разделенный по жанрам живописный класс знал только две специальности — живопись портретную, которую вели Головачевский, Саблуков и Рокотов, и живопись историческую, на преподавание которой и был приглашен Козлов.