Левый фланг
Шрифт:
— Вы же говорили, что боитесь высоты, — не удержался он, чтобы не напомнить.
— Женщины ко всему привыкают быстро, Иван Григорьевич.
Панна думала сейчас о том, что вот сегодня они опять расстанутся, — он, конечно, уйдет на передовую, она — в свой медсанбат, — и неизвестно, когда увидятся. А она в самом деле привыкла, привязалась к нему за последние недели, и ей начинает не хватать его, если служба разделяет их надолго. (Хорошо Вере Ивиной: Зарицкий всегда вместе с пей.) Панна еще не решалась определить свое отношение к Строеву одним точным словом, но, странно, это было не простое желание поговорить
— Как здесь прошли танки? — спросил Митя, уже легко выруливая на прямую дорогу после дьявольского спуска. — Только Чертова моста не хватает.
— Будет и Ч е р т о в м о с т, когда заберемся в Альпы, — сказал Строев, довольный тем, что все обошлось благополучно.
К концу вторых суток изнурительного, опасного перехода дивизия Бойченко вышла в Моравскую долину. Потеряв в Восточно-Сербских горах соприкосновение с противником, она преодолела, наконец, горный в а к у у м и с ходу завязала бой за город Чуприя.
Комдив послал Строева в бондаревский полк, который должен был первым форсировать реку и выйти с севера к городу Ягодина.
Не ахти какая река Велика Морава, но осенью она набирает силу от дождей и, мутная, багровая, вровень с берегами, начинает ускорять свой бег к Дунаю. Мосты были взорваны. Вся надежда на п о д р у ч н ы е средства, которые не раз выручали матушку-пехоту: рыбацкие лодки, утаенные местными жителями от немцев, кое-как, наспех связанные из бревен жидкие плоты, старые автомобильные камеры — одним словом, тут действительно все идет в ход, что попадает под руку. Бахышу Мамедову к этому не привыкать: все реки, что остались позади, были форсированы на п о д р у ч н ы х средствах, разве лишь за исключением самого Дуная, через который его полк переправился по настоящему понтонному мосту севернее Измаила.
Бахыш был доволен, что к нему в качестве у п о л н о м о ч е н н о г о прибыл Строев. Он доложил о подготовке к бою, о своем решении захватить плацдарм на левом берегу и окопаться, чтобы с рассветом начать наступление на прибрежный населенный пункт Пачевац. Строев одобрил его план.
— Ночь мудрее дня в таких случаях, — сказал подполковник. — Скоро стемнеет.
Они вышли из крайнего домика, стоявшего на берегу Моравы. Немцы изредка обстреливали шоссе, подгоняя хлесткими разрывами одиночные повозки, что все еще тянулись с гор. «Хейншели» трусливо прятались в рваных низких тучах, сбросив на дорогу по нескольку фугасок.
— Орлы мои!..
Они оглянулись. К ним подошел очень древний на вид старик, однако голос его звучал молодо. В руках у него был кувшин, полный вина, и такая же, облитая зеленой глазурью, большая кружка.
— Орлы мои, воины… — Он поставил кружку на скамейку и осторожно, чтобы не расплескать, налил в нее белого вина.
— Мы с вами встречаемся раз в век — от беды до беды, — говорил он, глазами показывая на кружку.
Ничего не поделаешь, придется выпить. Строев взял кружку и в два приема осушил ее до дна. Бахыш последовал его примеру.
— Сколько вам лет, отец? — поинтересовался он.
— Девяносто, — немедленно ответил серб, точно ждал вопроса.
— О-о! — покачал головой Мамедов, и белозубая
В наволочном небе перекатывался шум моторов, но самолетов не было видно, и казалось, что натужно гудят сами облака, пытаясь с разгона подняться в горы. Но вот один из «хейншелей» незаметно снизился до бреющего полета и дал пулеметную очередь по берегу Моравы.
— Авионы, авионы! — испугавшись, закричал старик.
— Не бойтесь, отец, у нас тоже есть свои авионы, — сказал Строев.
Ему стало жаль милого старого человека, который столько, верно, натерпелся страха от немецких пикировщиков.
— Пойдем в кучу…
Поздно вечером бондаревский полк начал переправу без единого выстрела. Немцы хватились лишь тогда, когда головной батальон, развернувшись в цепь, двинулся к Пачевацу. Это были г р е ч е с к и е немцы, еще не имевшие дела с русскими.
На другой день Строев и Мамедов получили боевой приказ комдива: в тесном взаимодействии с соседними частями овладеть городом Ягодиной и к исходу суток перейти к жесткой обороне.
Легко сказать — к исходу суток… Прошли и сутки, и вторые, а противник все держался в Ягодине. Уже стало известно, что идут бои на подступах к Белграду, что югославская столица скоро будет полностью очищена от гитлеровцев, а на окраине моравского городка, окруженного с трех сторон, наши атаки сменялись немецкими контратаками. Ягодина, удаленная от Белграда на верную сотню километров, оказалась тактическим продолжением его: со взятием Ягодины и Крагуеваца обнажался фланг всей белградской группировки противника.
Наблюдательный пункт полка находился рядом с боевыми порядками пехоты. В наступлении так лучше: солдаты ни за что не попятятся назад в случае контратаки, а в случае успеха — не надо тратить бесценные минуты на выбор нового НП. Строев и невооруженным глазом видел проволочные заграждения на северной окраине города, за которыми то появлялись, то исчезали бронетранспортеры. Каменные дома были превращены в доты, а въезды в город густо заминированы.
Только что захлебнулась очередная атака. Люди и оружие остывали после боя. В это время и позвонил со своего НП генерал Бойченко. Он сказал, что на подходе к переправе два ИПТАПа [10] и полк гвардейских минометов.
10
Истребительные противотанковые артиллерийские полки.
— Спасибо, — ответил Строев.
Больше ни о чем говорить не хотелось ни комдиву, ни его заму: Бойченко, кажется, устал от своих обычных угроз и требований, которые все равно не могут заменить пушек, а Строеву просто уже надоело без конца выслушивать его крепкие словосочетания. Он подождал немного, что еще скажет генерал, и бросил трубку, убедившись что разговор окончен. Он хорошо знал, как Бойченко, сильно переживая свои неудачи у стен Ягодины, не находит себе места только от одной мысли, что этот моравский городок, может быть, будет освобожден не раньше, а позднее самого Белграда. И, понимая трудное положение комдива, Строев готов был сам пойти в атаку, лишь бы не уронить престиж дивизии.