Лейб-хирург
Шрифт:
— Да! — сказал Миша и заулыбался.
Вот и хорошо, Миша нужен здесь. Сам я не разорвусь, а он обучен моим приемам и методам.
Будет кому внедрять новации в медицине. Мы отправились в зал, где фронтовые врачи делились опытом. Слушал я с удовольствием. Переливание крови и раствора Рингера, можно сказать, вошли в практику. Выступавшие в один голос говорили об их полезности.
Хвалили лидокаин и еще больше — сульфаниламид. В госпиталях стали применять капельницы — пока самые простейшие: стеклянная бутылка, резиновый шланг и игла. Экая невидаль, скажете? А
После завтрака-обеда мы с Мишей отправились в курительную комнату, где дружно задымили. Состояние души у меня было радужным — не в том смысле, которое придают этому символу в моем мире, конечно. Возродившаяся любовь, отличный результат применения привнесенных в этот мир новинок, наконец, удача с устройством Миши в главный военный госпиталь страны — все это настраивало на благодушный лад. Но не зря говорят: не спеши радоваться! Обязательно найдется тот, кто нагадит…
Поначалу я не обратил внимания на незнакомого подполковника, который вошел в курительную комнату. Мали ли? Подполковник обвел присутствующим взглядом и уверенно направился к нам. Пока шел, я успел его рассмотреть. Лет тридцати пяти, с усами, не фронтовик. На отглаженном, щегольском мундире ни единой награды. Выражение лица заносчивое. Неприятный тип…
— Господин Довнар-Подляский?
Онещеи хам…
— Перед вами, подполковник, действительный статский советник, князь Мещерский.
Извольте обращаться, как положено!
Это Миша. Молодец! Ловко срезал штабного.
— Извините, ваше превосходительство, — делано смутился щегол. — Я не знал, что вы князь.
— Высочайший указ напечатан в газетах.
— Не читал.
— Погон тоже не видели?
Так его! Топчи, Миша!
— Еще раз прошу меня извинить, — склонил голову штабной. — Позвольте отрекомендоваться: подполковник Керножицкий. Я здесь по поручению члена Государственного Совета Александра Ивановича Гучкова. Третьего дня, ваше сиятельство, вы нанесли ему оскорбление действием.
— Я к нему пальцем не прикоснулся.
— Это сделали гвардейцы по вашему указанию, что не меняет дела. Александр Иванович уполномочил меня передать вам вызов. Он требует сатисфакции.
— Ему что, нечего делать?
— Ваше сиятельство! — вспыхнул штабной. — Вы забываетесь!
— Авы? — вмешался Миша. — Валериан Витольдович — действительный статский советник.
Генералы не дерутся на дуэлях.
— Зато князья — вполне. Если у них есть честь, конечно.
АХ, ТЫ, СВОЛОЧЬ…
— К тому же ранг Александра Ивановича не ниже генеральского. Он член Государственного Совета!
Пора прекращать этот балаган. И без того на нас все смотрят.
— Александра Ивановича устроят мои извинения?
— По принятым правилам их приносят перед началом дуэли. Но сначала на нее нужно ЯВИТЬСЯ.
— В таком случае я принимаю вызов.
— Кто
— Барон Засс, — кивнул я на Мищу. — Устроит?
— Вполне, — кивнул подполковник. — Нам с ним следует обсудить условия.
— А чего обсуждать, раз стреляться не будем? Впрочем… Оружие — пистолет или револьвер, у каждого свой. Полный барабан или обойма. (В этом мире еще не прижилось слово «магазин».) Двадцать шагов. По команде сходимся или стреляем.
— Где и когда?
— Место выбирайте сами, мне все равно. Время… В шесть вечера заканчивается работа конференции фронтовых врачей. Подъезжайте к госпиталю после этого часа. По традиции дуэли назначают на утро, но вечер не хуже, к тому же летний день долог. Быстрее начнем, быстрее закончим. У вас все?
— До встречи вечером, господа!
Все-таки нахамил напоследок… Я бросил потухшую папиросу в урну и пошел к выходу. В зал, однако, войти мне дали. Прибежал адъютант Елахо-Цехина и потащил меня к тайному советнику.
— Что это вы затеяли, голубчик? — набросился на меня начальник госпиталя. — Знаете, с кем связались? Гучков — известный дуэлянт и отменный стрелок. Вы можете погибнуть. Это я вам как коллега и как старший по чину говорю. Какая потеря будет для медицинской науки!
— Успокойтесь, Порфирий Семенович! Стрельбы не будет. Я принесу извинения, и покончу с этим делом.
— Если так… — вздохнул он. — Сволочной тип этот Гучков! Сам же виноват. Зачем было перечить цесаревичу?..
Я вернулся в зал. Конференция продолжалась, я ловил на себе взгляды коллег, в них читалось сочувствие и сожаление. Да что они все?..
Подполковник не обманул: за воротами госпиталя нас ждали два автомобиля. Ну, да, к месту дуэли противники едут в разных экипажах, не то еще подерутся по дороге. Шутка… Мы с Мишей сели и покатили следом за «Руссо-балтом» Гучкова. Ехать оказалось недалеко.
Внезапно булыжная мостовая сменилась отсыпанной гравием дорогой, автомобили миновали каменные столбы ворот и замерли у обширной поляны.
— Где это мы? — спросил я шофера.
— Нескучный сад, ваше превосходительство, — ответил он.
Мы с Мишей выбрались наружу. Я оглянулся по сторонам. У края поляны виднелась группа мужчин. При виде нас они оживились и достали из карманов блокноты. Некоторые засуетились у камер на треногах. Репортеры? Что они здесь делают?
Из первого «Руссо-балта» выбрался Гучков с подполковником. Последний устремился к нам.
— Зачем здесь эти люди? — указал я на репортеров.
— Вы нанесли Александру Ивановичу оскорбление публично. Пусть таковым будет и извинение. Репортеры об этом сообщат.
Я ощутил, как изнутри поднимается гнев, но загнал его внутрь усилием воли. Хрен с ними!
— Прошу за мной! — пригласил подполковник.
Мы вышли к поляне, где встали друг против друга: я — рядом с Мишей, Гучков — с подполковником.
— Явившись сюда, господа, вы подтвердили свою готовность драться, — торжественно объявил Керножицкий. — По дуэльным правилам до начала схватки предлагаю решить дело миром. Что скажете, господа?