Лейтенант империи. Часть первая
Шрифт:
Удобные кресла, надо сказать. По два у каждого борта, они красовались бархатной обивкой, удобными подлокотниками и телеэкранами на спинках.
— Ортопедические, — с уважением протянул Гвоздь по связи, устраиваясь в одном из них. — Даже жалко в доспехе на такое приземляться.
— Может, снимем? — спросил Фея, выгружая на пол под сидениями свой арсенал.
Я вернулся к стюарду:
— Уважаемый, где здесь оружейная комната, нам бы оружие с ЛДПМ сдать.
— Здесь такой нет, — мужчина, часто моргая,
— Понятно, спасибо, — кивнул я, развернулся, занял своё место и скомандовал: — шлема откиньте.
Внутри поселилось ощущение, что где-то мы накосячили, но где не понимаю.
— Ерунда какая-то, — протянул я в сердцах, оставляя попытки осознать свой промах. Хорошо ещё, что успели раньше великого князя. Хоть здесь не опростоволосимся.
— Ты чего нервничаешь? — удивился Гадел из соседнего со мной кресла.
— Да так, — покрутил я рукой, нечаянно задев подлокотник, отчего по нему пошла трещина. — Во, видишь? Не рассчитан салон на наши туши, да и оружейной тут нет.
— Так правильно, — успокоил меня Татарин. — Великий князь сам оружие, зачем оно тут?
Хм, ну, так-то да.
— Но как же гвардейцы? — решил уточнить я.
Гадел ответить не успел. Кресло спереди жалобно затрещало, и над его спинкой появилась голова Миши Гусарова.
— Да, забейте, — улыбнулся он, — вспомните эдикт об оружии, при членах императорской семьи оно запрещено, только парадное можно.
…!
— Вот журналисты на земле удивятся, — протянул Гвоздь, появляясь над соседней с Мишей грядушкой.
— Ага, — Гусаров вернулся в кресло, — прецедент создадим знатный. Весело будет.
— Приветствую, господа, — не успел я ответить, как в салоне появился великий князь со свитой.
— Здравия желаем, Ваше высокоблагородие! — вскочили мы под аккомпанемент скрипа, треска и лязга. Ну вот, ремонт надо будет делать….
— Ой, — пискнул Хирш.
Михаил Владимирович кивнул нам. Проводил взглядом выкатившуюся от Феймахера гранату. Вернул её ему телекинезом. Перешагнул упавшую в проходе трубу гранатомёта и занял своё место. За ним поспешили незнакомые мне люди и Елизавета.
Все они бросали на нас крайне удивлённые взгляды. Я бы сказал охрене… ошарашенные. Только Елизавета смотрела с примесью вызова и злорадства, причём исключительно на меня.
— Миша, — прошептал я, наклоняясь к Гусару, — скандал будет громким?
— Да не, — он посмотрел на меня, задрав голову вверх. — Не то, что бы скандал, так, посудачат с месяцок в СМИ и всё.
Как камень с души. Честное слово.
— Это, если, наш крылатый чародей не учудит чего, — добавил Гвоздь, и мы дружно повернули головы в сторону Феймахера.
Фея, в этот момент, подтянул к себе упавший гранатомёт, но, выпрямляясь, зацепился застёжкой подсумка о подлокотник.
Представил, как что-то подобное происходит на взлётной полосе. Как журналисты разбегаются в разные стороны. Прыгают под днище шаттла. Прячутся за бетонными тумбами. Кричат от ужаса. Зовут на помощь…
— Надо его нейтрализовать, — задумчиво произнёс я, — а то скандал точно будет, и далеко не месяц.
— Давно пора, — согласился Гусаров, — постоянно говорю, что он нас когда-нибудь прикончит.
— Чур, я руки вяжу, — присоединился к заговору Гвоздь, — Татарин, на тебе ноги….
— А я ему кляпом рот заткну, — подхватил Гусар, — давно приготовил, знал, что пригодится.
— Командир, на тебе самое сложное, — повернулся ко мне Гадел.
— Ага, — хмыкнул Гусар, — уговорить пилотов открыть люк, и избавиться от тела.
Глянул на них — ржут.
— Идёт, — согласился я, от чего их улыбки померкли, а лица вытянулись. — По моей команде вяжете его. Операцию назовём — «оборвать крылья».
— Мы же пошутили, — дал заднюю Гусар.
— А я нет. По местам, взлетаем.
Взлёт прошёл штатно. Только все уселись, как стюард задраил люки. Шаттл разогнался по палубе и выскочил в открытый космос.
Удара от плазменных движков я не почувствовал. Мой взгляд прикипел к иллюминатору. Вид на Санкт-Петербург заворожил с первого мгновения.
Слышать о столице и видеть её — разные вещи. Скажут, планета-город — подумаешь, что круто, а увидишь — глаз не отведёшь.
Всё внизу оказалось застроено домами. Перепады в высоте зданий, широкие магистрали между районами, всё это казалось сверху ажурной, воздушной оправой, в которой изумрудами и сапфирами сверкали парки, и океаны.
У меня дух захватывало от ощущения, будто мы подлетаем к огромной драгоценной сфере. И чем ближе мы летели, тем становилось чудеснее. В бетонной платине оправы проскальзывали голубые росчерки рек, белели жемчугом вершины гор, сверкали янтарём редкие пляжи.
— Лепота какая, — восхищённо протянул Пруха, — Вот бы Милана моя это увидела. Обязательно сюда с ней приеду.
Думаю, все мысленно с ним согласились. Мне тоже захотелось привезти сюда Лиру с Варенькой. Показать им, как прекрасна столица.
— Вон дворец, смотрите, — протянул рук к иллюминатору Татарин. — Лене расскажу, обзавидуется.
— Голову убери, — Гвоздь пытался пролезть к стеклу мимо Гусара.
— Ой, на картинках не видели что ли? — удивился Миша.
— Ты кляп сделал? — отвлёкся я от окна, и Миша помотал головой, — ладно, про кляп шутка, конечно, но уговори его молчать и отдать снаряжение, скажи, что я так приказал. Пусть спокойно идёт.