Лейтенант Рэймидж
Шрифт:
— Мы сделали, что могли, сэр.
— Что заставило вас пойти на такой риск, имея всего лишь гичку?
Голос опять стал ледяным, и у Рэймиджа упало сердце.
— Это показалось меньшим из двух зол, сэр. Во-первых, если бы мы промедлили вывезти их, существовала опасность, что французы найдут и схватят беглецов. Во-вторых, в случае бегства в шлюпке существовал лишь риск попасть в шторм на перегруженной лодке.
— Значит, вы пришли к заключению, что предложение воспользоваться шлюпкой давало беглецам больше шансов на спасение?
— Да, сэр.
— Почему?
— Ну, если
— Отлично. Теперь о жалобе графа Пизано.
— Здесь нечего особенно сказать, сэр. Я вернулся назад, и обнаружил его кузена мертвым, но Пизано не верит этому.
— У вас не было свидетелей.
— Не было, сэр… А впрочем нет, есть! — воскликнул Рэймидж, сообразив, что недавняя операция вытеснила из памяти признание Джексона.
— Кто он?
— Старшина с «Сибиллы», американец по имени Джексон. Я не знал, что он видел тело после меня. Ему не было известно об обвинениях Пизано, и он не представлял, что его показания могут иметь какую-либо ценность. Так или иначе, сэр, прибытие «Диадемы» прервало дачу им показаний.
— Когда же вы это выяснили?
— Когда разговаривали на пути к «Белетте».
— Сговор? Нет, — коммодор отмахнулся от протестов Рэймиджа. — Я не утверждаю, что вы сговорились. Только указываю, что так скажут. Как вы думаете, почему граф Пизано нажаловался на вас?
— Чтобы обелить себя, — с горечью ответил Рэймидж. — Если докажут, что я нарушил свой долг, не вернувшись назад, все забудут спросить у него, почему он сам этого не сделал.
— Не все, — бросил Нельсон. — А что касается «Белетты»: вы понесли большие потери?
— Да, тринадцать убитых и пятнадцать раненых. Я ошибся в расчетах, сэр.
— В каком плане?
— Я предполагал обстрелять «Белетту» продольным огнем и отвернуть, прежде чем вступят в дело ее орудия.
— И что?
— Обстрелять получилось, но тут я понял, что не успеваю повернуть вовремя — мы попадаем под огонь последних пушек батарей фрегата — я не учел закругления его кормы.
— И как вы думаете, что вас теперь ждет?
— Прежде всего, полагаю, что будет возобновлено заседание трибунала по моему делу, сэр.
— Похоже, лейтенант, что вы удивительно несведущи в Статутах военного трибунала, и удивительно ненаблюдательны.
Видя недоуменное лицо Рэймиджа коммодор пояснил:
— Если заседание трибунала объявляется распущенным, вновь его уже никогда не собирают. А еще вы не заметили, что «Трампетера» нет на рейде.
— Но я полагал, сэр, что вы созовете новый трибунал.
— Может быть. Идите за мной, — приказал Нельсон, направляясь через дверь в большую каюту.
Около одного из больших окон кормовой галереи стояла Джанна. На ней был обычный походный черный плащ, только накинутый на плечи, так что из под него выглядывала красная подкладка и жемчужно-серая ткань платья с высоким лифом. Она в волнении смотрела на него, ее влажные губы были слегка приоткрыты. Слева от нее в кресле расположился плотно сложенный мужчина с короткой прямоугольной бородой. Между колен он сжимал
Онемевший от изумления Рэймидж перевел взгляд на Джанну и заметил, что она смотрит на этого человека с любовью, если не обожанием. Тот улыбнулся ей в ответ, устремленный на нее взгляд светился симпатией.
Удар, который испытал Рэймидж, был сокрушительным — это, должно быть, жених. Откуда, черт возьми, он тут взялся? Джанна никогда не говорила о нем. Впрочем, разве она обязана была это делать, с горечью подумал Рэймидж.
Коммодор, не имевший, естественно, ни малейшего представления о чувствах, обуревающих Рэймиджа, продолжал говорить о чем-то. Видимо, он представил сидящего, который попытался подняться, но Рэймидж попросил его не беспокоиться, подошел и пожал ему руку. Рукопожатие было крепким, улыбка на лице итальянца светилась искренностью и дружелюбием.
Рэймидж повернулся к Джанне, поднес к губам ее руку и, не взглянув не нее, повернулся к коммодору. Тот, похоже, пребывал в прекрасном расположении духа — он хлопнул себя по колену и воскликнул:
— И что вы скажете об этом, а, Рэймидж?
Рэймидж выглядел озадаченным.
— Небольшая неожиданность, а? Труп восстал из мертвых, чтобы рассказать свою историю!
Все, за исключением лейтенанта, рассмеялись. Неужели коммодор тоже из числа этих проклятых любителей розыгрышей?
— Мы почти встречались раньше, тененте, — произнес итальянец.
— В таком случае у вас есть преимущество передо мной, сэр, — холодно ответил Рэймидж.
Видно, все решили говорить загадками. Теперь очередь Джанны пинать его, уныло подумал Рэймидж, непроизвольно посмотрев на девушку.
Она выглядела так, будто он только что ударил ее по лицу.
— Николас! Николас!
Буквально пробежав разделявшее их расстояние в четыре или пять шагов, она схватила его за руку:
— Это же Антонио! Неужели ты не понимаешь?
В ее глазах стояли слезы. Нет, он не понимал, да и какое дело ему до Антонио — ему просто хотелось поцеловать ее. Вместо этого он мягко отстранил маркизу.
— Антонио, Николас! Антонио — мой кузен, граф Питти!
Каюта плавно закружилась у него перед глазами, Рэймидж пошатнулся, и Джанне пришлось поддержать его, иначе он попросту упал бы. Несколько секунд спустя коммодор и Джанна помогли ему сесть на стул, Питти же вскочил, опираясь на трость, и недоуменно твердил: «Что случилось? Что-то не так?»
Рэймидж видел это развороченное лицо, раздробленные кости, остатки зубов, блестящие в лунном свете, разорванные ткани и черную кровь, густеющую на песке. Пизано все же оказался прав: граф Питти остался жив. Бог мой, не удивительно, почему никто не поверил, что он возвращался. Но Джексон…