Лежа со львами
Шрифт:
– А что, если кто-нибудь из жителей деревни забредет сюда до того, как я вернусь?
– Застрелим.
У Анатолия была еще одна черта, общая с отцом Жан-Пьера: безжалостность.
Разведчики вернулись из-за горы, и один солдат махнул рукой, показывая, что все чисто.
– Идите, - сказал Анатолий.
Жан-Пьер открыл дверь и выпрыгнул наружу, сжимая в руке пистолет Анатолия. Пригнув голову, он поскорее отбежал подальше от вертящихся лопастей вертолета. Добежав до перевала, он оглянулся: оба вертолета оставались на месте.
Он миновал хорошо знакомый ему вход в пещеру, где раньше
Сердце его забилось чаще, когда он стал удаляться все дальше из-под прикрытия русских вертолетов. Он быстро шел вниз по склону, мимо дома муллы. Вокруг стояла какая-то странная тишина, несмотря на несмолкаемый шум реки и отдаленный гул вертолетов. Это потому понял Жан-Пьер, что не слышно детских голосов.
Обогнув выступ скалы, он оказался вне поля зрения тех, кто мог бы находиться в доме муллы. Рядом с тропинкой были заросли верблюжьей травы и кусты можжевельника. Зайдя в гущу растительности, он, пригнувшись, сел на корточки. Будучи хорошо спрятанным, он юг сам свободно обозревать тропинку. Он приготовился сдать.
Жан-Пьер стал обдумывать то, что скажет Абдулле. Мулла истерически ненавидел женщин: наверное лучше всего будет воспользоваться именно этим.
По внезапному всплеску тонких голосов он пошл, что Анатолий дал указание выпустить женщин и детей из мечети. Наверняка все они будут недоумевать, для его все это было нужно, но, скорее всего, объяснят это обычной армейской дурью.
Через несколько минут по тропинке пробежал жена муллы с ребенком на руках в сопровождении трех старших детей. Жан-Пьер напрягся, подумав, а так ли уж хорошо он спрятался, А что, если кто-то из детей отбежит в сторону с тропинки, заглянет в кусты? Как унизительно - расстроить свои планы из-за детей. Тут он вспомнил про пистолет. "Смогу ли я выстрелить в детей?" спросил он себя.
Но они прошли мимо и скрылись за выступом скалы, направляясь к своему дому.
Вскоре после этого русские вертолеты один за другим начали взлетать с пшеничного поля: это означаю, что отпустили и мужчин. Точно по намеченному графику на тропинке появился, пыхтя, Абдулла - бочкообразная фигура в чалме и английском пиджаке в тонкую полоску. Да, сюда, в страны Востока, сбывают большую часть подержанной одежды из Европы, заключил Жан-Пьер. Здесь многие носили одежду, несомненно, изготовленную в Париже или Лондоне, которую первоначальные владельцы выбросили, потому что она вышла из моды, задолго до того, как успели износить. Ну вот, надо действовать, подумал Жан-Пьер, когда комичная фигура поравнялась с ним; может, в руках этого шута горохового, напялившего пиджак биржевого маклера, - ключи от моего будущего. Встав во весь рост, он вышел из кустов.
Мулла вскрикнул от неожиданности. Присмотревшись, он узнал Жан-Пьера.
– Это вы!– сказал он. Рука его потянулась к поясу. Жан-Пьер направил на него пистолет. Абдулла уставился на него, явно испуганный.
– Не бойтесь, - сказал Жан-Пьер на дари. Дрожь в голосе выдавала его нервное
– Никто не знает, что я здесь. Ваши жена и дети прошли мимо и не видели меня. Они в безопасности.
Абдулла подозрительно посмотрел на него.
– Что вы хотите?
– Моя жена изменила мне, - сказал Жан-Пьер. Хотя он нарочно говорил так, чтобы сыграть на предрассудках муллы, гнев его был неподдельный.– Она забрала моего ребенка и бросила меня. Она пошла блудить с американцем.
– Я знаю, - сказал Абдулла, и Жан-Пьер увидел, как он запыхтел, преисполненный благородного негодования.
– Я ищу ее, чтобы вернуть и наказать.
Абдулла с готовностью кивнул, и в глазах его появилось злорадство: ему понравилась мысль примерно наказать блудницу.
– Но эта пара грешников где-то прячется, - Жан-Пьер говорил медленно и обстоятельно: сейчас было важно каждое слово.– Вы - служитель господа. Скажите мне, где они. Никто не узнает, как это стало мне известно, кроме вас, меня и господа.
– Они ушли.– Абдулла сплюнул, и слюна смочила его крашеную хной бороду.– Куда?– Жан-Пьер затаил дыхание.
– Они ушли из долины.
– Куда же пошли?
– В Пакистан.
В Пакистан! О чем говорит этот старый дурак?
– Но дорога туда закрыта!– закричал Жан-Пьер в отчаянии.
– Но только не "масляный путь".
– "Mon Dieu", - прошептал Жан-Пьер на родном языке, - "масляный путь". Он поразился их смелости, и в то же время почувствовал горькое разочарование - ведь теперь будет практически невозможно найти их.– И что, они взяли с собой ребенка?
– Да.
– Значит, я больше никогда не увижу свою дочь.
– Они все погибнут в Нуристане, - сказал Абдулла с чувством удовлетворения в голосе.– Европейская женщина с грудным ребенком на руках непременно погибнет на ледяных перевалах, а американец тоже погибнет, стараясь ее спасти. Бог всегда наказывает тех, кому удается избежать людского возмездия.
Жан-Пьер понял, что ему надо как можно скорее вернуться к вертолетам.
– А теперь идите домой, - сказал он Абдулле.
– Договор погибнет вместе с ним, потому что бумага у Эллиса, - добавил Абдулла.– Это хорошо. Конечно, мы нуждаемся в американском оружии, но заключать какие-либо договоры с неверными опасно.
– Идите!– повторил Жан-Пьер.– Если вы не хотите, чтобы кто-то из ваших родных меня заметил, заставьте их не выходить из дома несколько минут.
Абдулла пришел было в негодование из-за того, что ему смеют приказывать, но быстро понял, что перед дулом пистолета не поспоришь, и поспешил прочь.
Жан-Пьер задумался о том, действительно ли они все погибнут в Нуристане, как со злорадством предсказывал Абдулла. Он хотел совсем другого. Их гибель не дала бы ему удовлетворить чувство мести. Ему хотелось получить свою дочь назад. Он хотел Джейн живой, в своей власти. Он хотел видеть, как Эллис мучается от боли и унижения.
Он дал Абдулле время войти в дом, затем накинул капюшон на лицо и мрачно направился по тропинке в гору. Проходя мимо дома, он отвернулся, на случай, если кто-нибудь из детей все-таки выглянет наружу.