Лгуньи
Шрифт:
— Есть еще один человек, которому эта новость пришлась по душе.
— Кто это?
— Юбер… Я зашел к нему на минутку. Парень сильно нервничал. Видно, сыщики не дают ему покоя…
— Думаешь, он расколется? — спросил Фред.
— Честно говоря, не знаю. Но, думаю, в следующий раз доверять ему не стоит…
Консегуд прервал его:
— Следующего раза не будет! Хватит разыгрывать из себя американских гангстеров! Ницца — это вам не Чикаго. Скажите спасибо, что из этой истории выпутались. После того, что сказал Барнабе, Сервион и вся
И тут Полен Кастанье нарушил всеобщее веселье.
— А Мариус Бандежен?
Все как будто застыли.
— Что Бандежен? — спросил Консегуд.
— То, что рассказал Пелиссан, не объясняет смерти Мариуса.
Он снова растревожил их, и они разозлились на него.
— Какие могут быть объяснения? Несчастный случай, вот и все!
— Патрон, вы верите, что это был несчастный случай?
— Господи! Я ничего не знаю! Не знаю!
Барнабе накинулся на Кастанье, злясь на него за то, что он испортил его триумф.
— Что ты там выдумываешь?
— Я хочу понять.
— Тут нечего понимать. Я все выяснил.
— Все, кроме смерти Мариуса.
— Знаешь, что я тебе скажу, Полен? Ты мне осточертел! Мариус умер потому, что жрал и пил, что попало! Он был пьян и, наверное, перепутал бутылки!
— Ты думаешь, что он держал у себя цианистый калий?
— А почему бы нет?
— Видишь ли, Пелиссан, дело в том, что цианистый калий действует мгновенно, а Мариус умер далеко от своего дома.
— Ну и что?
— Можно, правда, допустить, что он носил этот яд при себе…
— Черт побери!
— Если тебя это успокоит…
Консегуд решил вмешаться, чтобы не дошло до драки. А кроме того, в словах Кастанье был какой-то смысл.
— Ну-ка выкладывай все, что знаешь!
— Зачем, патрон? Это никому не понравится.
— Раньше надо было молчать, а теперь уже поздно. Говори.
— Как хотите… Я очень любил Мариуса… Я знаю, он был пьяницей, но он был славным парнем… Он не раз помогал мне в трудную минуту… И он был не дурак… совсем не дурак! О чем он мечтал? Накопить деньжат и купить себе домик и виноградник где-нибудь в Гатьер или в Сен-Жане. Он любил жизнь и не собирался умирать…
— Допустим, Мариус был таким, как ты говоришь. И что из этого следует? — проворчал Фред.
— Из этого следует очень простой вывод — Мариус был убит!
— Причина? — спросил Эспри.
Полен пожал плечами.
— У Мариуса не было врагов.
— Видимо, все-таки, были, — буркнул Пелиссан.
— Я имею в виду личных врагов. Я думаю, что его смерть связана с делом на перевале Вильфранш. Другого объяснения нет.
Фред, которого задевало каждое упоминание об этом случае, закричал:
— Какого черта? Ведь Барнабе вам сказал, что свидетелей нет!
— А почему вы решили, что ему сказали правду?
Барнабе рассмеялся.
— Я не очень хорошо понимаю, что ты хочешь сказать, малыш. Ты можешь выдумывать все, что угодно, но запомни: не родилась еще та бабулька, которой
— Возможно. Но на твоем месте я был бы поосторожнее.
— А кого мне бояться?
— Тех, кто убил Мариуса. Потому, что его убили сразу же после того, как он сунулся в «малую Корсику».
— Ты мне надоел, малыш! И если ты надеялся запугать меня, ты сильно просчитался! Чао!
Все вышли, и никто не подал руки Кастанье. Патрон увел его с собой.
— Я очень уважаю тебя, Полен. Ты из всех самый умный. Мне понравилось то, что ты говорил о Мариусе… Но только… не следовало им говорить этого. Они слишком… примитивны. Они только и умеют, что убивать… или умирать. Боюсь, они не простят тебе того, что ты разрушил их уверенность в полной своей безопасности. Это убийство на перевале Вильфранш… это такая глупость! Они и сами понимают это и стараются забыть. И если их оставить в покое, они действительно скоро все забудут. Так что ты не трогай их.
Комиссар Сервион был в такой ярости, что к нему страшно было подойти. Подчиненные говорили, что у него бульдожье настроение и проходили мимо его двери на цыпочках. Даже Кастелле, самый близкий ему человек, подумывал не попросить ли о переводе. Комиссар бесился из-за того, что не может найти никакой зацепки в деле об убийстве Пьетрапьяна. Он, конечно, знал, что убийц следует искать в банде Консегуда, но не мог найти, за что ухватиться.
Каждое утро, приходя в кабинет, он искал, не случилось ли чего, что имело бы отношение к делу Пьетрапьяна. И каждое утро его ждало разочарование. Тогда он вызывал Кастелле и задавал ему уже ставший традиционным вопрос:
— По-прежнему ничего?
Кастелле смущенно кивал. Он чувствовал себя униженным. А комиссар желчно продолжал:
— И вы полагаете, что мне этого достаточно?
— Патрон, вы прекрасно знаете, что я делаю все, что в моих силах.
— Видимо, этого мало!
— Почему бы вам в таком случае не поручить расследование кому-нибудь другому?
— Я не прошу у вас советов! Я сам знаю, что мне делать! Продолжайте искать! Кто-нибудь из банды обязательно проговорится, и тогда мы займемся ими всерьез.
— Они боятся, патрон. Они догадываются, что мы захотим отомстить за своего товарища, но не знают, как далеко мы можем зайти ради этого. Пока они не будут совершенно уверены в том, что свидетелей нет, они будут очень осторожны. Единственный, кто может расколоться, это по-моему Юбер… Но его нужно сильно напугать…
— Если бы Базилия призналась… К сожалению, эти упрямцы из Корта уж ежели вобьют себе что-нибудь в голову…
Дома настроение комиссара тоже не улучшалось. Анжелина не решалась расспрашивать его ни о чем. Напрасно она готовила его любимые блюда — он к ним не прикасался. Оттолкнув тарелку, он продолжал вслух свой внутренний монолог. На первый взгляд казалось, что он советуется с женой, хотя на самом деле он даже не замечал ее.