Лгунья

Уиндзор Валери

Я вела его длинными коридорами, и наконец открыла дверь кабинета.

– Садись, - бросила я.

Он сел, вытянув ноги и не вынимая рук из карманов.

– Мне придется тебя обыскать, - сказала я.

Он расхохотался.

– Вообще-то я тут набросал списочек вещей, которые запросто могли бы бесследно пропасть. Хочешь взглянуть?

– Только тронь что-нибудь, и полиция схватит тебя быстрее, чем ты сосчитаешь до одного.

Он прищурился, скрывая удивление.

– Погоди-ка минутку, - сказал он.
– По-моему, ты не в том положении, чтобы мне угрожать. По-моему, это у меня на руках

все козыри, значит, мне и условия ставить. Потому что если ты не в настроении поделиться своим грандиозным наследством с партнером по бизнесу, то я расскажу этой милой семейке, которую ты обманным путем лишила прекрасного поместья, что ты стареющая домохозяйка из Сток-он-Трент.

– Ну и пожалуйста, - сказала я.
– Только, увы, тебе от этого никакой пользы не будет, потому что они и так знают.

Последовала пауза. Я наблюдала, как менялось его лицо.

– Боже правый, да ты просто талант, - наконец, произнес он. Поразительный талант, мать твою. Я на минуту даже поверил.

– Советую верить и дальше, - сказала я, - ибо это чистая правда. А скоро и полиция узнает. Я собираюсь им все рассказать. И о ваших с Крис делишках, и откуда эти деньги.

Я наблюдала за его реакцией. Лицо ничего не отражало: злобная, жесткая маска. Меня огорчало, что Крис, наверное, даже не предполагала, как легко и безболезненно можно было от него избавиться. Но, может, она его любила; или их связывали противоречивые, болезненно переплетенные нити - наподобие тех, что опутывали меня и Тони.

– На твоем месте я бы ретировалась, - сказала я.
– Гнала бы машину день и ночь. Чтобы оказаться как можно дальше отсюда.

Я ждала, какой будет реакция. Вряд ли он применил бы силу, но я все ещё считала, что он умнее меня. Я думала, он найдет достойный ответ, думала, у него припрятано в рукаве последнее слово. Но у него ничего не было.

– Ты блефуешь, - устало проговорил он.
– Лгунья ты.

Я сидела, сложив руки на коленях, и ждала.

– Господи, - сказал он, - да ты лучше всех. Несомненно. Мы бы с тобой горы своротили, ты и я. Прославились бы на весь свет.

Я улыбалась и продолжала ждать.

– Ты ведь лжешь, да?
– сказал он уже гораздо менее уверенно.

Я открыла ящик стола.

– Что ты делаешь?
– нервно спросил он.

Я достала конверт. Протянула ему.

– Что это?

– Семьдесят тысяч семьсот сорок пять франков, - ответила я.
– Все, что оставалось у Крис. Я закрыла счет сегодня утром. Возьми их. Пусть это будет компенсация.

Он робко взял конверт и открыл.

– Ой, ради бога, - сказала я, - не стоит пересчитывать. Просто бери их и катись отсюда.

Он с сомнением смотрел на деньги.

– Ты блефуешь насчет полиции, да?

– Нет.

– То есть ты все обдумала как следует и решила со всем этим покончить?
– Он поверить не мог. Качал головой.
– Да какого черта-то? Я думал, ты умнее.

– Я не со всем покончу. Я перестану быть Крис.

– Так это одно и то же.

– Боюсь, что так, - сказала я.

Он был очень напуган, но успешно скрывал это. Смотрел, как будто вдруг потерял ко мне всякий интерес, словно я уже не достойна его внимания.

– Ну что ж, - сказал он, сгребая банкноты.
– С чем тебя и поздравляю. Это немного

не то, на что я надеялся, но принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, это лучше, чем ничего. Увидимся как-нибудь.

Остаток дня я приводила в порядок дела. В половине седьмого, когда коз пригнали с пастбища, птице задали корм, овец напоили, и рабочие сыроварни засобирались по домам, я неспешно вернулась в замок, отыскала номер, который оставил мне Пейрол, и позвонила. Потом пошла на кухню. В воздухе витал густой аромат чеснока. За окном ребятишки резвились в лучах уходящего солнца. Селеста лежала в шезлонге, курила. Tante Матильда резала на салат помидоры. Франсуаза мыла фасоль в дуршлаге под краном. Это моя семья, подумала я. Открыла рот, чтобы заговорить, и не смогла. Не доверяла своему голосу.

Tante Матильда подняла глаза. Я покачала головой. Она деликатно отвела взгляд и продолжала резать. Для устойчивости я оперлась плечом о косяк двери.

– Я ненадолго отлучусь к себе в комнату, - проговорила я наконец.
– Я позвонила в полицию. Когда они объявятся, проводите их в мой кабинет.

Она кивнула.

Я сняла футболку, в которой проходила весь день, и юбку, которую мне пришлось взять назад у Франсуазы, и как следует вымылась, словно готовясь к какой-то важной церемонии. Я хотела быть чистой и полностью готовой, изнутри и снаружи. Это был странный день, безымянный. Технически, я была никем. Я сбросила все прежние имена. Очутившись снова в прохладной, сумрачной комнате с полуопущенными шторами, с кочанами роз на стенах, я села перед трюмо и в последний раз обратила взгляд на женщину по ту сторону зеркала.

– Марина Джеймс, - представилась я.

Она серьезно смотрела на меня и хотела услышать что-нибудь еще. Тогда я повторила:

– Марина Джеймс.

В глазах её не промелькнуло ни единой искры недоверия, ни скептического изумления, ничего такого, что лишило бы меня уверенности, заставило бы нерешительно мямлить и запинаться.

– Пусть все будет официально, - сказала я женщине с той стороны зеркала, расчесывавшей волосы. Похоже, она думала, что это неплохая идея.

В дверь громко постучали. Я глубоко втянула воздух.

– Войдите, - сказала я. Мне пришлось подкрасить губы и подвести серым карандашом глаза.

– Они здесь, - сказала Tante Матильда. Она вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
– Ты ведь знаешь, что я не считаю это необходимым, верно?

– Да, знаю, - сказала я.

– У нас возникнет уйма проблем, без которых вполне можно было обойтись, - у тебя, у меня, у Ружеарка. Если бы Ксавьер мог с тобой сейчас говорить, он сказал бы то же самое.

Услышав его имя, я вздрогнула. Незачем было объяснять ей, что я делаю это ради него, из-за него.

Она подошла и встала у меня за спиной. Она обхватила мою голову и повернула её так, чтобы я смотрела прямо перед собой, в центральное зеркало.

– Кто это?
– спросила она.

Женщина с той стороны стекла улыбнулась и тихонько произнесла свое новое имя.

– Это ты, - сказала Tante Матильда.
– Ты. И никто другой. Ты. Можешь называть себя Мари-Кристин, или Маргарет, или Фру-Фру, или Наполеоном, кем угодно. Это не изменит того, кто там отражается.

– Я знаю. Но я - не те, кого вы перечислили.