Ли-Тян уходит
Шрифт:
— Кто это?.. Зачем?..
И хотя за перегородкой опять, как когда-то, послышалось шлепанье удаляющихся шагов и все ненадолго затихло, спокойствие не пришло на этот раз к Аграфене. Она вспомнила, что нет Ли-Тяна и не услышит она уже больше его ободряющего оклика.
В эту ночь ей не удалось уснуть. Несколько раз ее дверь сотрясалась под чьими-то упрямыми толчками. Кто-то упорно стремился проникнуть к ней в каморку. И Аграфена под конец уже перестала вскрикивать и спрашивать. Она только сползла с постели, прижалась к стене
Но дверь выдержала.
Утром Аграфена пришла в себя, яркий свет дня влил в нее бодрость, и она при всех спросила:
— Срамота-то какая! Цельную ночь ко мне кто-то ломился!.. Вы бы перестали!
Ван-Чжен быстро посмотрел на Пао и Хун-Си-Сана. И тот и другой усмехнулись и отвели глаза в сторону. Сюй-Мао-Ю скривился и покачал головой. И сквозь зубы бросил что-то по-китайски, непонятное Аграфене.
И никто ничего не ответил женщине на ее жалобу.
Аграфена поняла, что среди этих четырех мужчин, которые возобновили охоту на нее, которые вместе с тем заняты своим делом, уведшим их подальше от людей, от чужих глаз, что среди этих китайцев, умеющих молчать и не отвечать на вопросы, она беззащитна, она безоружна, она одинока.
Тогда Аграфена по-настоящему пожалела о том, что не послушалась Ли-Тяна и не ушла отсюда с ним вместе.
И она задумала уйти одна.
20.
Но назавтра в обеденную пору в стороне от зимовья неожиданно залаяла собака. Собачий лай, прозвучавший в лесной тишине, был неожидан, необычаен. Китайцы встревоженно выбежали на тропинку, столпились, взволнованно прислушались. Лай звучал все отчетливей и ближе. Собака приближалась. Она лаяла отрывисто, с небольшими перерывами, словно звала кого-то, останавливаясь и поджидая.
Аграфена, вышедшая на тропинку вместе с остальными, не выдержала и изумленно спросила:
— Кого это там несет?
Но никто ей не ответил. Никто не успел ей ответить, потому что на свороте тропинки показался серый остромордый пес, который залаял громче, остановился и оглянулся назад. И сзади него появились люди. У некоторых из них в руках были ружья. Вооруженный человек, шедший впереди всех, быстро подошел к китайцам. Не здороваясь, без кивка головы, без приветствия он оглядел их и громко спросил:
— Все вы тут?
— Все! все!.. — враз ответили Ван-Чжен и Пао. — Больше люди нет...
— Все?.. — повернулся спрашивающий к Аграфене и строго взглянул на нее.
— Все... — смущенно подтвердила она.
— Только пять душ вас и было?
— Не-ет... еще один был.
— Ага! Был, значит? А где же он теперь?
Ван-Чжен просунулся поближе к пришедшим, которые тесно окружили их всех, и ласково улыбнулся:
— Была, была одна человека!.. Одна человека ходи! Город ходи!..
Среди пришедших оказался и хозяин зимовья, Иван Никанорыч. Он послушал Ван-Чжена
— Вишь, «в город ходи»! Врет-то как!..
— Наша не врет! — запротестовал Ван-Чжен.
Сюй-Мао-Ю пересчитал взглядом пришедших, посмотрел на своих товарищей, обжег мимолетно блеском глаз Аграфену и что-то сказал по-китайски. Китайцы сгрудились поближе друг к другу и враз заулыбались:
— Нет!.. Пырауда!.. Не ври наша!..
— Совсем не ври!..
Вооруженный человек, у которого был решительный вид начальства, сплюнул и раздраженно заявил:
— Всех рестуем!
— Почему?!. — всполошенно вскинулись китайцы. — Почему наша рестуй?.. Наша ничего плохо не делай!
— Ну, ну! ладно!.. Опосля видно будет — плохо ли, хорошо ли вы тут делали!
Аграфена, тяжело дыша, испуганно и вместе с тем с острым любопытством приглядывалась к прибывшим. Приглядывалась и прислушивалась к их словам. И, услышав об аресте, не выдержала:
— А я-то как же?
— Ты?.. — взглянул на нее старший. — Тебя тоже рестуем!
— Меня за что же? — всплеснув руками и закипая слезами, воскликнула Аграфена.
— А за то же, за что и всех...
— Тебя, тетка, за дружбу да за сокрытие! — прозвучал насмешливый голос. И Аграфена сквозь слезы успела заметить как-будто знакомое лицо: курчавую черную бороду, маленькие блестящие, пронизывающие глаза, выцветшую шляпу, надвинутую по самые брови. Она хотела вспомнить, кто это, но было некогда. Другие мысли, другие заботы хлынули на нее и придавили.
— Ничего я не скрывала! — плаксиво заговорила она. — Я сама ни сном, ни духом в ихних делах не ведала!.. Вы у Ли-Тяна спросите! Он вам все обсказал, он вам и про меня скажет истину! Вы его спросите!..
— Кого? — удивленно переспросили пришедшие.
— Да вот этого, который ушел отсель, да вам на китайцев да на ихние дела доказал... Его, Ли-Тяна!
— Видал ты!.. — недоумевающе поглядев на старшего, на других спутников, протянул Иван Никанорыч. — Видал ты, какую дурочку строит!?.
Старший переглянулся с одним из своих товарищей и придвинулся ближе к Аграфене:
— Про какие ты дела толкуешь?
— Про какие больше? — глотая слезы, объяснила Аграфена. — Про мак, который тут посеян, про зелье... Сами, поди, знаете...
Китайцы встревоженно задвигались и вполголоса заговорили между собою.
— Вы помалкивайте! — крикнул на них старший. — Нечего сговариваться!
— Какой сговаривайся!? — угрюмо огрызнулся Ван-Чжен, но все замолчали.
— Где ж тут у них зелье? — допытывался у женщины старший.
— А на поле!
— Покажи. Пойдем!
Пропустив Аграфену вперед и окружив китайцев охраною, все направились в поле.
Шли туда молча. У китайцев молчание было тревожное, испуганное, злое. Пришедшие неожиданные гости скрывали в своем молчании жадное любопытство.