Либелломания: Зимара
Шрифт:
– Нужен второй болт, Еклер.
– Я же не могу отдать тебе весь крепёж, безрассудная человечка. На втором болте держатся полушария моего церебрума.
– Ка-Пча. Милый Ка-Пча, – я едва сдерживала себя, чтобы не щёлкнуть Еклера по прыщу на лбу. – Мне придётся обратиться с официальной жалобой в Бюро ЧИЗ по случаю вопиющего неповиновения робота человеку.
Ка-Пча прихватил себя пальцами левой руки за макушку, придерживая её, и вывинтил второй болт. В его глазах стоял ужас, перемешанный с сосредоточенностью. В итоге болт упал к моим ногам, а Ка-Пча побелевшими пальцами сдавливал себе череп. Мне стало его жаль. Конечно, никакие полушария этот несчастный болт с остатками ушной серы
– Еклер, спасибо за всё! – проквакала я, едва не плача от стыда и волнения.
Второй болт наделал больше шума. Послышалась возня, с которой санитары летали по коридорам. Я спряталась обратно в свой отсек и заперлась. При каждом повороте ключа перед глазами вспыхивала и гасла мольба:
«Мамочка, помоги!»
Я прыжком пересекла отсек 6 и отперла дверь к соседям. Эстресса давно ждала меня и затащила внутрь:
– Не теряй времени, – командовала она. – Ты задержалась на две минуты. Трюфель, смотри у меня! Понял?
Трюфель не ответил. Он вообще редко изъяснялся ртом, чаще за него красноречиво, то есть фингало-синюшно говорили тумаки. Он боялся одну Эстрессу, как иные боятся темноты. Отпирая дверь в столовую, я не удержалась:
– Пойдём с нами заодно?
– Я опасная лабораторная тварь, Эмбер, – произнесла клякса без обиды и сожаления. – Иди. Меня, быть может, переведут в Загородный Палисад.
– Прощай. Спасибо! Эстресса, я буду искать лекарство от твоей болезни, и как только…
– Пошевеливайся!
Из столовой мы пробрались в коридор и обнаружили, что во втором лифтовом холле, который прилегал к нашим отсекам, чисто. Я уселась у скважины панели вызова лифта. Кончики пальцев лоснились от пота. Первый ключ уже подтаял и на первой попытке сломался, но не успела я достать второй, как в шахте загудело. Кто-то ехал снаружи.
– Трюфель, сюда! – я ущипнула его за алюминиевый локоть.
Трюфель упирался и не хотел покидать холл. Тогда я потянула силком, но он взбрыкнул, и у меня в кулаке осталась фольга. Со стороны столовой уже возвращался санитар, который улетел на «подозрительный шум». Я выбежала из холла одна и завернула в ближний туалет.
У лифта послышалась возня, шелест, но почти моментально всё стихло. Трюфеля, стало быть, упаковали. Санитар вернулся на пост: в холле трещали его механические плавники. Но в коридоре прямо за туалетом кто-то стоял. На гломериду я не успевала, но и вернуться в отсек 5 не могла. На весь коридор ругался главврач. Я сначала решила переждать в туалете рядом с карцером. Но Вион-Виварий в коридоре бросил: «Так, чтоб, пока я отливаю, навели порядок…»
Тогда я стала ломиться туда, где на плане Нормана было пусто. Ведь если есть дверь – есть и выход. Конечно, если вы не в магазине дверей…
«Пап, помоги!»
Видра шагнул в туалет, а я – секундой раньше – за дверь. И сразу во что-то вляпалась. Когда глаза привыкли к ночникам, я обнаружила себя по щиколотку в густой амальгаме. Лужа колыхалась в ритме дыхания. Я решила, что попала в технический коридор, но в углу проступил пустой гамак, в другом углу ещё один. В третьем кто-то зашевелился. Значит, я опять прокатилась на минипорте, который вёл из туалета в отсек 1. На полу, расчерченном серой сеткой, мелькали чёрные точки, но это была только иллюзия. Точки в пересечениях линий сетки были неподвижны, но мозг не умел ухватить сразу все и видел то одни, то другие. Я помотала головой, но точки продолжали плясать.
– Мясо! – внезапный голос был мужским, но писклявым, с надрывом. – Гертруда, держи… держи мясо!
Лужа
– Поужинаем вдвоём, Гертруда! Только первым делом брызни ей в глаза!
Из тьмы проступила знакомая пятерня, и в ту же секунду, как попалась на глаза, застыла. А следом на пол повалился Мильтон. Зря я его жалела в столовой, ох, зря. Стараясь не сводить с него взгляда, я оторвала Гертруду с пижамы и рванула вдоль стены. Пятилась и нащупывала скважину в любой двери, хоть куда-нибудь. Искать приходилось на ощупь, потому что Мильтон, когда на него не смотрели, двигался со скоростью кванта. Его соседка Гертруда преследовала меня вдоль стен, за моими пятками тащилась липкая зеркальная гадость. Я понятия не имела, что это за вещество, но матерчатые тапки давно соскользнули и пропали. Пижамные брюки трещали, лужа пыталась стянуть их с меня, всосать, как две макаронины с вилки. Скважина не находилась. Я решила, что в этот отсек попадали только снаружи. Но потратила секунду, чтобы отвернуться и поискать выход. Одну секунду! Гертруда цапнула меня за обе ноги. Обернувшись, я увидела, что Мильтона нет там, где он валялся. И тотчас столкнулась с ним нос к носу! Я обмерла от ужаса. Он успел подскочить ко мне, ещё секунда – и свернул бы шею. Но теперь замер со скрюченными пальцами, выпученными глазами, разинутым ртом. И мясистым языком, который розовой креветкой тянулся к моему лицу. С него капала слюна, и он почти касался кончика моего носа. Я не могла двинуться в тисках Гертруды, сползла наискосок по стене, не моргая. Мильтону нельзя было давать и мига форы.
Скважина обнаружилась, когда я, наклоняясь, чтобы вставить ключ, упала в Гертруду. Лужа захлестнула мне лицо. Ключ утонул. Я вынырнула и поняла, что Мильтон стоит на четвереньках и держит меня за волосы. Мой взгляд остановил его, и вот так, стоя на карачках, с волосами, намотанными на его кулак, я отпихнула Гертруду и достала запасной ключ. Он провернулся в скважине. Оставила волосы с затылка Мильтону и кожу с мозоли на пятке Гертруде и вывалилась. Куда-то. Да в тот момент я бы обрадовалась даже Скрибе Кольщику!
У меня остался последний ледяной ключ. Я ступила куда-то босыми ногами. Это был не туалет, слишком мало было света. И не лифтовый холл. Значит, отсек 2. На стенах зелёные цилиндры отбрасывали тень на чёрные квадраты и манипулировали серыми, чтобы те казались разного оттенка, хотя на самом деле были одинаковы. Вместо гамака в углу напротив высилась груда кружек, чашек, стаканов, бокалов. Из некоторых торчали карандаши.
– Параноидная шизофрения, – Дъяблокова сидела в одиночестве и болтала ногой. – Так написано в моей карте. А знаешь, что написано в минус двадцать пятой главе?
Я помотала головой и сглотнула. Дъяблокова была настолько сильно психической, что с равной вероятностью могла кликнуть санитаров, загрызть или помочь. Она указала на груду в углу.
– Вон там посмотри.
Я послушалась. Побоялась спорить, не удостоверившись прежде, что она агрессивна не сильнее, чем обычно. На дне каждой пыльной кружки цвела развесистая плесень. Ни одна микологическая лаборатория не сравнилась бы с этим садом по разнообразию расцветки, форм, вони и пушистости. Приглядевшись, я разобрала в комках плесени очертания чайных ложечек и блюдец. Кое-где среди кипучих грибков проглядывали остатки чего-то бурого, блестели капли коричневых потёков. Через пару лет там могла появиться жизнь настолько разумная, что дописала бы за хозяйку роман.