Либеральный Апокалипсис

Панов Вадим Юрьевич

Может, нам совсем другого надо — мира во всем мире, и чтобы врагов у нас не водилось отродясь. Чтобы нас все любили, и мы всех любили…

— Прости, что?!

— Увольняйся, — говорит Кен.

— Ты бухой, что ли?

— Ты сам бухой. Оба мы поддатые, вот и говорю, пока не страшно — увольняйся, дружище.

Я так и сел на берегу реки.

— У нас есть «программа лояльности молодых специалистов», — говорит Кен скучным голосом, глядя в никуда. — Всегда была. Меня она не касалась, хорошо быть Маклелландом. Я лояльный по умолчанию…

— Не надо,

Кен. Твой отец не хочет, чтобы ты опиндосился, вот и приказал тебя не трогать. Элементарно, Ватсон! Ну, что за программа? Стучать? Так у нас каждый второй стучит.

— Это не обычный стук. С его помощью растят будущих управленцев, которые далеко пойдут. Он предполагает умение грамотно работать с людьми. Теперь дошло?

— Не-а.

— Не налегайте на тормозную жидкость, Холмс… Молодой специалист налаживает контакты. Втирается в доверие. И составляет отчет не о том, как люди работают, а о том, чем они дышат. О степени мотивированности, уровне притязаний, готовности чем-то жертвовать ради карьеры. Составляет психологическую карту рабочего коллектива. Сначала на уровне бригады. Тренируется, так сказать, на кошках… Выпьем!

Выдули по банке и швырнули в реку. Отвратительно, но факт — у нас в городе такая некрасивая традиция. Мне стыдно, правда. И у вас в Москве я так не делал, честное слово.

— Эти отчеты — тренировка, но не игра. По ним реально принимаются решения. Фирме не нужны еретики, не нужны озлобленные, да и слишком умные — тоже. Умных всех на учебу, а кто в отказ, того за ворота. Клоуны нужны. Вот почему Малахов работает — и будет работать до пенсии… Но главное в отчете — число. Чем больше, тем лучше. Не отыскал недовольных? А ты их спровоцируй.

Я в затылке почесал, вспоминая, сколько раз «молодые специалисты» при мне ругали пиндосов. Откровенные русские парни. А ведь есть и такие, кто в курилке запросто толчется. Не положено им, но дружба важнее, мы ведь русские! И пиндосы смотрят на это сквозь пальцы, терпят местный колорит. Ну-ну… Вот зачем они его терпят…

— Знаешь, какая гонка за показателями идет? На карту поставлена власть. Реальная власть. Кого обогнал, того и будешь нагибать потом. В конце года подведут итоги — и мы увидим, кто из наших самые крутые скоты. И ничего не сможем, ни-че-го…

— Стонать только не надо, пожалуйста.

Кен перестал ныть и сказал очень спокойно:

— Если о «программе лояльности» узнают, город взорвется.

— Как бы не так. Плюнут и забудут. Эка невидаль! Никто и не ждал от пиндосов ничего хорошего. И потом — кто расскажет?

— Допустим, я. Потому что это подлость. Потому что нельзя так развращать людей…

— Они и за тебя взялись?

Кен головой мотает.

— Я вне игры, они думают, что под меня уже готово место в Штатах. А вот все остальные — в игре. Женька… Это она мне рассказала. Говорит, надоело ей видеть рядом с собой наивного мальчика. А я отца тряхнул, и он мне все подтвердил. А Джейн…

— Она в тренде, да и черт с ней, — говорю. — А теперь объясни мне, тормозу, чем это все так ужасно.

— То есть тебе все равно, что ребята из нашей школы тебя закладывают? Вот эти сопляки, которых ты за шкирку таскал, когда они много себе позволяли? Или ровесники, с которыми мы в футбол

рубились? Друзья наши, наконец? Те, кого мы всю жизнь знаем? С кем вместе на конвейер пришли?

— Абсолютно. Больше скажу. Ты можешь кричать о «программе» на всех перекрестках. Город только посмеется. Городу наплевать, заводу наплевать, всем наплевать. Ты плохо учил историю России.

Кен глядит на меня как-то странно.

— А ведь ты счастливый, Кеннет Маклелланд из клана Маклелландов, — сообщаю я ему. — Ты так и не завел врагов. И не хочешь, чтобы они у тебя были. Тебе больно, когда люди оказываются дерьмом. Хороший ты парень, Кен.

— Да, больно, — говорит Кен с такой тоской в голосе, что меня аж передернуло. — А насчет врагов… Не беспокойся, врагов хватает. Только плыть мне с ними вместе по одной реке…

Хлопнул меня по плечу и ушел, оставив в недоумении.

Все-таки серьезные разговоры о чести, совести и предательстве, гордости и предубеждении, королях и капусте надо на трезвую голову вести.

Оно, конечно, натрезвя страшнее, зато понятнее.

Никуда я, протрезвев, не уволился — и тут же вляпался.

Заводской конкурс на лучший плакат-мотиватор я игнорировал. Все ждали, что «Витя им сейчас нарисует», а я сказал — да ну, не моя специфика, разучился давно… Не рисовать же завод, каким я его видел на тот момент — в гробу. У меня тут друзья загибаются, ничего себе мотивация.

Победила в конкурсе наглая копипаста с советского плаката 1960-х, слегка подправленная фотошопом. Одухотворенные работяги и надпись «Эфективность — это красота». Именно так, с одной «ф». Судили конкурс пиндосы, и мотиватор их восхитил. Зацепил генетическую память о том, как их деды с такими же простыми открытыми лицами клепали небоскребы громадными заклепками. Но, зная уже за русским стаффом некую шаловливую креативность, пиндосы вызвали на экспертизу наших из пиар-службы. А то мало ли. Пиарщики репу почесали, и у них тоже проснулась генетическая память. Они полезли в Интернет и быстро нашли оригинал. Господа начальники обиделись и почуяли недоброе — нюх на провокацию у пиндосов отменный. Увеличили картинку, изучили пристально и нашли у одного персонажа сомнительные точечки на пальцах. Вывели в полный размер (плакат-победитель обещали распечатать и по всему конвейеру развесить), а у рабочего на руке едва заметная татуировка: FUCK USA. Вскрыли конверт, приложенный к мотиватору, и увидели, что у автора ни заводской должности, ни специальности, ни даже электронного адреса нету, зато есть имя редкое: Янки Гоу Хоум.

Поднялся жуткий крик, Пападакис нервно закурил, а меня опять вызывали к кадровику.

— Я не мог сделать такую ошибку в слове «эффективность». Даже нарочно.

— А кто может?!

— Да кто угодно!

— Ну, Виктор Сергеевич, вы довыпендриваетесь! Это я вам официально говорю!

— Да идите вы все…

В курилке спрашивают: ну, че? И тут я сплоховал при всем честном народе, включая тим-лидеров и инженерный стафф. От обиды, видимо. Среди художников полно двоечников, это как бы почти норма, а у меня за выпускное сочинение оценка девять-девять. Образ Печорина самую малость недораскрыл — коленвал ему в дупло, мальчику-мажору, — и одна запятая лишняя.