Лица

Кингсли Джоанна

Наступал вечер. Теперь им не оставалось больше ничего, кроме как ждать. Заключенный в незнакомое пространство, Филлип даже не был способен сжать руку жены и невидящими глазами смотрел перед собой. Мег, напичканная транквилизаторами, горбилась в кресле, руки висели плетьми, кисти касались пола.

Когда прилетели Вандергриффы, Жени сразу пришлось отвечать на их вопросы. Она говорила тонким бесцветным голосом.

Они разожгли костер на стоянке, сообщила она, поужинали и сразу после еды легли спать в спальных мешках.

— Ты

хочешь сказать, что вы не загасили прежде костер? — возмутился Филлип, но Пел успокоил его, тронув рукой рукав. Жени выглядела так, будто была готова свалиться в обморок.

— Нет. Лекс говорила… Ну это неважно. Мы оставили костер горящим.

— Что сказала Лекс? — в голосе Мег прозвучали истерические нотки. Рядом стояла сестра с успокоительным.

— Что она любит наблюдать, как умирает огонь.

— О Боже, — всхлипнула несчастная мать.

Не обращая на нее внимания, Филлип продолжал задавать вопросы:

— Что же было потом?

Мы заснули. Я услышала крики. Проснулась. Спальный мешок Лекс был весь в огне.

— О Боже! Боже! Боже! — застонала Мег, и сестра подала ей таблетки и стакан воды.

— Ну а дальше? — настаивал Филлип, руки Пела крепче сжали Жени.

— Я затушила огонь. Принесла воду с реки. Поскакала в дом лесника. Там никого не было. Вызвала помощь по радио. Прилетел вертолет.

Даже Филлип заметил, что силы Жени на исходе. Он оставил ее и Мег на попечение сына, а сам прошел в комнату сестер и начал звонить по телефону.

В объятиях Пела Жени вновь представила бушующее пламя и стала размышлять, как все могло произойти. Отлетевшая искра? Но почему Лекс не проснулась раньше? Если бы Лекс осталась на стороне Жени… А может быть, она хотела разжечь костер специально?

— Тебе надо отдохнуть, Жени, — мягко проговорил Пел. Ее бледность, почти зелень лица была пугающей, под глазами проступили темные круги.

— Потом.

— Ты вела себя смело. Никто бы не мог сделать большего.

Она не ответила. Если бы она уступила любви Лекс, жизнь подруги не висела бы на волоске.

Первым вышел доктор Ром, высокий, с невыразительным лицом, и объявил:

— Прогноз сносный.

— Что, черт побери, это должно означать?

— Что-то между «достаточно хорошим» и «хорошим», — врача не тронула резкость Филлипа. — Больше пока ничего не могу добавить.

Через полчаса доктор Брандт благодарил Жени за первую помощь, оказанную ею Лекс:

— То, что вы сделали для нее, возможно, спасло ей жизнь, — он хотел пожать Жени руку, но та держала ее за спиной. Врач потянул ее к себе и нахмурился. — Да вы, милочка, сами изрядно обожглись.

Жени ощущала дурноту, голова ее клонилась набок. Доктор Брандт поднял ее за подбородок и подозвал сестру:

— Девушка на грани обморока. Положите ее, если возможно, в отдельную палату и постоянно наблюдайте за ней.

Проснувшись, Жени обнаружила себя в необычной кровати

в больничном халате. Поднос с едой стоял на столике рядом. Она не понимала, как сюда попала. Ставни были закрыты, и она даже не представляла, какое сейчас время дня.

Вошел врач и зажег свет. Его внешность показалась знакомой, как будто Жени видела его во сне.

— Добрый вечер, Жени. Я доктор Бранд.

— Лекс! — память возвращалась к ней. Она выпрямилась в кровати.

— Вне опасности, — улыбнулся врач. Он оказался невероятно красивым. На секунду Жени почувствовала, что опять проваливается в небытие. Может быть, она все еще грезила?

— Вы делали операцию? — нет, она не спала. Рот шевелился, когда она говорила.

— Мы за ней хорошо ухаживаем, — доктор придвинул стул к кровати Жени. Квадратное, но не широкое лицо. Волевой подбородок. Он улыбался, и легкие морщинки в уголках глаз были так красивы.

— Пересадка? — спросила она. — Когда вы начнете пересадку кожи?

— Позднее, — ее вопрос его удивил. — Как только Лекс окрепнет. — Сейчас проводится противошоковая терапия, мероприятия против обезвоживания и инфекции.

— Какие?

— Жидкость — вот что самое главное, внутренне и наружно. Погружение в ванну, влажные одежды и переливание крови. Повезло еще, что нет осложнений вследствие вдыхания дыма.

— А что вы предпринимаете против инфекции? — пока Жени задавала эти вопросы, она держала себя в руках. Шел профессиональный разговор о несчастном случае.

Доктор Брандт посмотрел на девушку с интересом. В ней было что-то замечательное — не просто пытливый ум и самообладание:

— Чудо-средство сульфамиллон — лучшее, что есть на сегодняшний день от ожогов.

Его глаза, как и глаза Пела, поначалу показались Жени неопределенного цвета, но потом она поняла, что они мягкого нежно-серого оттенка с коричневато-золотистой искоркой.

— Приступим к пересадке, как только будет возможно. Хотя предсказать это затруднительно. По крайней мере для самых пораженных участков. Я вынашиваю мысль… — он внезапно остановился, осознав, что разговаривает с девушкой, а не с коллегой.

— Так что же это за мысль? — Жени подалась вперед.

— В качестве первого шага я думаю о поливиниле. Использовать поливинил на участках наибольшего поражения, — Жени содрогнулась, представив себе то, о чем рассказывал врач. — А пересадку кожи провести уже позднее. Предстоит серия операций. Это потребует времени. Я собираюсь присутствовать на всех.

— Хорошо, — произнесла Жени и откинулась на подушки. — Каковы ее шансы на полное выздоровление?

— Честно говоря, не знаю. Если под «полным выздоровлением» понимать отсутствие шрамов, думаю, невелики. Но она молода и здорова. Можем поэкспериментировать с новыми технологиями. Всегда есть вероятность, что результат окажется лучше, чем тот, на который мы рассчитывали.