Лица
Шрифт:
Дайамонд Рок в Западной Монтане совместно принадлежал Филлипу Вандергриффу и его братьям. Имение на 20-ти тысячах акров земли включало семь строений, конюшни, несколько навесов и японскую пагоду. Пагода была совсем неуместной прихотью на раскинувшемся ранчо; все остальное носило функциональный характер, поскольку располагалось на границе.
Стиль жизни оказался простым и неформальным, как в Топнотче — огромное богатство укрывалось под кажущейся простотой.
Везде, но не в пагоде. Она была построена отцом Филлипа, известным ловеласом, и предназначена,
Он говорил обо всем, но прежде всего о том, что казалось ему самым важным — о выборах 1964-го года, на которых Кеннеди должен был баллотироваться на второй срок: как перевыборы повлияют на его, Пела, карьеру, не пошлют ли его в Западную Европу во время второго срока Кеннеди.
В предвечерних сумерках небо окрасилось пунцовым цветом. Жени слушала, что он ей предлагал: богатство, надежный брак с преуспевающим дипломатом, легкую жизнь, блеск высшего общества.
Имение убегало за горизонт. И оно было лишь одним из тех, какими владели Вандергриффы. Дома по всему миру и круг друзей, способных влиять на мировое мнение. Мег и Филлип лишь три дня назад вернулись с ранчо Джонсонов недалеко от Остина в штате Техас, где они гостили у вице-президента и леди Берд Джонсон.
Пел подвел Жени к пагоде. Никакого блеска в Пеле не было, его серьезность успокаивала и казалась милой. Когда он поцеловал ее и погладил по волосам, Жени подумала, что сможет забыть Дэнни. И с горячностью ответила на его второй поцелуй, но, увидев светящееся от радости лицо юноши, ощутила вину — он решил, что она дала ответ.
Придя к обеду, они нашли Лекс, вышагивающей в столовой. Ее одежда была в беспорядке, и она казалась явно возбужденной. Во время еды она оставалась напряженной и беспокойной. Порой она забывала, о чем говорила, и недосказанные предложения повисали в воздухе, как оборванные струны.
Позже, когда Жени поднималась с ней наверх, Лекс пробормотала:
— А что ты чувствуешь от того, что такая красивая?
— Я никогда об этом не задумывалась.
— Никогда, — повторила Лекс, идя впереди. Я тоже никогда не задумывалась, что значит быть богатой, пока меня об этом не спросила женщина, всю жизнь работавшая до десятого пота. Каждому судьба назначает, кем должен быть, — последние ступеньки она одолела бегом и отказалась открыть дверь Жени.
Жени подозревала, что внимание Пела к ней, хотя бы отчасти, стало причиной плохого настроения Лекс и хотела, чтобы он скрывал это. Но юноша был влюблен и не замечал несчастий сестры.
За завтраком Лекс поинтересовалась вслух, не отправиться ли им с Жени на следующий день в поход. Услышав предложение, Жени просто подпрыгнула:
— Здорово! Только мы вдвоем. Я захватила походные ботинки…
— А что скажешь о лошадях? Ты когда-нибудь забиралась на лошадь?
— Два раза в жизни, — и заметив выражение, появившееся на лице Лекс, быстро добавила: — Не дождусь, когда удастся попробовать снова.
Лекс слегка улыбнулась:
— Ну, хорошо. Завтра.
Они выехали из конюшни с первыми лучами
Они скакали рядом, кроме тех мест, где дорожка сужалась, и тогда Лекс уходила вперед. Из кустов и с деревьев взлетали птицы. Багряная вспышка полета, лазурный перелив крыльев сойки. На проталинах бледно-желтый утесник покрывал землю.
Девушки пели на скаку, и иногда окружающие их скалы отвечали эхом. У узкого водопада они остановились, чтобы выпить воды у его подножия.
После двух часов езды ягодицы Жени казались расплющенными и горели так, будто с них содрали кожу.
— Скоро протру себя до скелета, — пожаловалась она Лекс.
— Вот что значит быть костлявой, — ответила подруга. — Хочешь, остановимся?
— Я не костлявая и не хочу останавливаться. Просто думала, тебе будет интересно узнать, что от моего зада ничего не осталось.
— Позабудь обо всем, — пропела Лекс и хихикнула.
Через двадцать минут Жени уже не ощущала боли. Она приспособилась к движениям и слилась с ритмом лошади.
— Вон там, — указала Лекс направо, — дом Теда, лесника.
Низкое строение так укрывалось в ландшафте, что Жени его бы не заметила.
— Как здесь здорово жить! Как будто в естественной норке. А чем занимается Тед?
— Объезжает все вокруг. У него есть рация на случай, если что-нибудь случится.
— Случится? Здесь? — Жени не могла себе представить, что здесь может что-нибудь произойти.
— Пожары — это случалось. Пропажа лошадей. Заблудившиеся скалолазы. Хочешь с ним познакомиться?
— Не сейчас. Ни с кем не хочу встречаться.
— Правильно. Только мы вдвоем. Осилишь галоп?
— Без сомнения.
— Ослабь повод. Нам туда.
Лишь в середине дня они спешились. К тому времени даже у Лекс сводило ноги.
— А что же с тобой? Ковбой, не способный поймать и котенка?
— Подожди, — Жени уже разминалась, растягивая сведенные мышцы спины и ног. Лекс занялась тем же. Через десять минут они уже достали удочки и забросили их в реку.
Лекс поймала форель, достаточно большую для двоих. Девушки вернулись в лагерь, почистили рыбу и развели огонь. Поджарив форель, они съели ее с батоном все еще свежего с утра хлеба. Выпили бутылку вина с местными яблоками и местным чедером и закончили трапезу плиткой шоколада.
— Так вкусно я еще никогда не ела, — заявила Жени. Небо стало сереть. Как усыпляемый хлороформом больной… подумала она и попыталась вспомнить слова. Они были не искусством, а жизнью, реальнее, чем на улицах любого города. Здесь среди концерта насекомых в сопровождении ударника ломающихся веточек и шелестящих листьев. Вершины гор возносились к небу, но не вонзались в него, как небоскребы, а обнимали. Жени лежала на спине, засунув руку под голову. Маленькой она часто смотрела в небо до боли в глазах, стараясь проникнуть взглядом вглубь. Ничего. Она попыталась разглядеть, как выглядит ничего. Сосредоточилась на одной точке, пока не почувствовала рези в глазах. Глаза Бернарда напоминали небо.