Лица
Шрифт:
Кстати, о стихах. Признаться, я мало что в них понимаю, ценителем быть не могу, и скажу только о количестве: писем в стихах пришло очень много. Сами их авторы, прозой предваряя стихотворные строки, признавали несовершенство своих произведений, не претендовали на публикацию, но просили поверить в искренность чувств, в «невозможность откликаться иначе», как написал один читатель, добавив, что «затронута вами тема, требующая не прозаического, а стихотворного взрыва души».
Вот письмо, присланное заводским механиком В. Родионовым из Москвы:
«Все те же песни в той же силе звучат, как прежде, над землей, но только нету с нами Лили, погасшей утренней звездой. Погасшей, чтоб всегда над нами стояло небо голубым, чтоб над полями, над лесами войны не стлался смрадный дым…»
Письма о Лиле…
«После первой же главы я вдруг вспомнил, что учился с нею в 1939 году при Таганском
Лиля осталась в моей памяти небольшого роста, красивой, милой девушкой лет шестнадцати. Она была блондинкой с широко расставленными зелеными глазами, длинными ресницами, подвижной и веселой. Помню, пошила сама себе белый матерчатый шлем и синий комбинезон. На лице у нее был небольшой румянец.
А руководил нашими полетами инструктор Кузьмин, он приезжал на аэродром на мотоцикле вместе со своей женой, которая тоже была студенткой и училась в нашем аэроклубе. Лиля в то далекое время жила неподалеку от института, где-то в районе Новослободской или Бутырок, мы нередко заезжали за ней по дороге в «Медвежьи озера».
Полеты совершали на У-2, и первой всегда летала Лиля, показывая нам, ребятам, как нужно летать. Замечаний от инструктора она не получала, нам же всегда доставалось от Кузьмина, который и на земле, и в воздухе величал нас «сундуками».
Несмотря на красивую внешность, Лиля была очень скромной. Потом, когда мы сдали зачеты и получили звание пилотов, все разъехались кто куда, и я потерял следы Лили Литвяк. Посылаю Вам фотографию тех лет, случайно сохранившуюся. Фотография любительская, очень плохая, изображение, как Вы можете заметить, слабое, но если приглядеться, то на крыле самолета, выше всех, стоит Лиля Литвяк в белом шлеме. Повторяю, это была обаятельная личность. Добрая и вечная ей память! С наилучшими пожеланиями — Щербаков Анатолий Александрович, гор. Тернополь, Украинская ССР».
Письмо Ольги Тимофеевны Голубевой, бывшего авиационного штурмана, капитана запаса (г. Саратов):
«Читая «Белую лилию», я оказалась как бы в двух измерениях: с «Комсомолкой» в руках в своей мирной уютной квартире и там, за годами, в военном городке, где Герой Советского Союза Марина Раскова формировала женскую авиачасть. Я пришла туда со школьной скамьи, и все во мне трепетало: ведь войну я представляла в романтическом плане. На летчиц мы, новички, вчерашние школьницы, смотрели как на богинь. А среди них выделялась одна, на которую мне очень хотелось походить — веселая, кокетливая, озорная… Хороша была Лиля! Стройная, зеленоглазая, с очаровательной улыбкой и звонким, музыкальным, что ли, смехом. Ни одна фотокарточка не даст полного представления о ее красоте! Выдали ей комбинезон под цвет глаз — зеленый. А воротник у него был рыжий. Хорошо бы мехом каким украсить… Задумано — сделано: Лиля распорола унтята белого меха, сшила из них воротник и приделала к комбинезону. Глаз не оторвать! Идет, как картинка, девчонки с завистью смотрят, парни рты раскрывают от восхищения. И вот — построились на аэродроме, и вдруг Раскова, увидев Лилин комбинезон «в мехах», строго сказала: «Сержант Литвяк, выйти из строя! Это что такое? Снять, распороть, сшить снова унтята и доложить!» — «Товарищ майор! — сказала Лиля. — А разве мне не идет?» — «Что-о-о?! Три наряда вне очереди!!» Позже, уже на фронте, когда я летала в открытой кабине По-2, я поняла справедливое требование Расковой: даже в меховых унтятах ноги мерзли. А тогда… Наряды вне очереди мы исполняли с Лилей вместе, потому что я тут же поддержала ее, что-то крикнув из строя… Помню наши споры до хрипоты. О любви, о полетах, о войне. Многие считали, что раз война, то забудь о любви. В летном городке было много парней и, естественно, они заглядывались на девушек. Одни из нас держались высокомерно, другие просто скромно, но были и такие девушки, которые озорно задирали ребят. Лиля всегда была окружена толпой поклонников, особенно, когда шла с танцев из ДКА. «Прекрати кокетничать! — осуждали ее иные. — Ведь война!» — «А если война, так что?» — «Поди, ты и целуешься?!» — «Чудачки! — отвечала Лиля. — Война не отменяет поцелуев и любви!» Но мы, ее подруги, знали: Лиля очень скромная девчонка, просто озорная. И она любила жизнь.
Летала она под стать своему характеру: весело, смело, озорно. Почему я Вам написала? Подумала, что, может, эта маленькая черточка из Лилиной жизни дополнит Ваше представление о ней…»
Во многих письмах на разные лады обсуждаются версии гибели отважной летчицы, поддерживается страстное желание ребят из «РВС» добиться присвоения Лиле звания Героя Советского Союза.
И вдруг я получаю такое письмо:
«Мне довелось
Разумеется, мы тут же письменно обменялись с Валентиной Ивановной мнениями, а потом и устно, когда она приехала в Москву, и сошлись на том, что легенда легендой останется, хотя проверить ее все равно необходимо. Привожу письмо Ю. В. Повереннова с той единственной целью, чтобы показать читателю широкий спектр сведений и данных, ориентироваться в которых весьма сложно, однако путь к истине пролегает и через них.
Закончу еще одним письмом, достоверность которого, как мне кажется, много выше предыдущего и, я бы сказал, даже окрыляет:
«Я очень взволнован, прочитав «Белую лилию», потому что два месяца, июнь и июль 1943 года, работал вместе с летчицей-истребителем Лилией Литвяк в одной эскадрилье 73-го полка. Ее правильнее звать, если по документам, Лидией Владимировной, но все ласково звали ее Лилей, и она к этому привыкла. Я же работал тогда техником, и пишу Вам потому, что, может быть, чем-то окажусь полезным в поиске места гибели Лили и выяснении обстоятельств самой гибели. Лиля для меня, как и для всего советского народа, была и есть как родная. На встречах с учащимися и пионерами я до сих пор рассказываю о ней, — кстати сказать, работаю сейчас учителем по труду в школе города Череповца. А теперь все по порядку.
Прибыла Лиля Литвяк в наш полк в январе 1943 года, это было на аэродроме Котельников, в звании сержанта. Вместе с ней была лейтенант Катя Буданова. Лиля была назначена в 1-ю эскадрилью старшего лейтенанта Соломатина, а Катя — во 2-ю эскадрилью Героя Советского Союза капитана Мартынова. В конце мая Литвяк перевели в нашу 3-ю эскадрилью капитана Григоровича, это было сделано по ее просьбе после трагической гибели Героя Советского Союза капитана Соломатина, который погиб 21 мая в 14.20 над аэродромом в Бирюково-Павловском.
В 3-й эскадрилье Лиля летала на моем самолете Як-1, произвела на нем 42 боевых вылета, действительно храбро сражалась, сбила на моей машине три самолета противника и два аэростата наблюдения в районе города Таганрог. Всего же она сбила 12 самолетов лично и 4 в группе.
Однажды, я помню, а если точно, то 23 июня 1943 года, Лиля посадила самолет с убранными шасси, то есть на «пузо», причем на самой передовой, примерно в 700—900 метрах от линии фронта, в районе села Алексеевна. Этот день был очень тяжелым для нашего полка. В одном бою, которым руководил во время вылета командир полка Голышев, погиб всеобщий любимец лейтенант Владимир Свистуненко. Он посадил подбитый самолет у самой передовой, как и Лиля, но на территории, занятой немцами. Чтобы не сдаться в плен живым, Володя Свистуненко застрелил трех фашистов и себя. Он прибыл к нам в полк из ночного полка По-2, в котором успешно воевал в небе Сталинграда. А Лиля в этом же бою тоже повредилась, у самолета был разбит правый блок и картер двигателя, она с трудом перетянула линию фронта и, как я уже сказал, посадила самолет на «пузо», но на нашу территорию. В этом месте была высокая трава-бурьян, это и спасло самолет от уничтожения вражеским огнем. Нам вместе с армейской аварийной командой с трудом удалось эвакуировать самолет в ночное время.