Лицедеи
Шрифт:
— Нет.
— Какой восхитительный контейнеровоз подплывает — «Штольд». Окрашен великолепно! Сильвия, ты уже знаешь, Стюарт, наверное, сказал тебе, как папа обращается с мамой, я имею в виду деньги?
— Да, Рози, Стюарт сказал мне.
— Это, несомненно, проявление болезни, но мама оказалась в таком тяжелом положении, я считаю, что это ужасно, а ты, Сильвия?
— Конечно, Рози.
— Гарри с удовольствием помог бы ей, и мы с Тедом тоже. Только мама, по-моему, не намерена принимать нашу помощь. Не могу сказать, что у Теда сейчас все благополучно, ты, наверное, слышала про его неприятности, но деньги у него, конечно, все равно есть. Гарри и Стюарт пробовали поговорить с папой, но добились только одного: он на них взглянул. Все мы теперь довольствуемся его взглядом. Я не обижаюсь, потому что
— Ох, если бы это зависело от меня…
— Ох, не сдавайся раньше времени. Может быть, случайно зайдет разговор о деньгах.
На диване рядом с Сильвией лежала газета. Чтобы немного отвлечься, она взяла ее в руки.
— Посмотрим, что говорят звезды.
— Я всегда заглядываю в гороскоп, вот уж не думала, что ты тоже.
— Нашла. Водолей. «Украшайте свое жилище, покупайте духи и предметы искусства. В особо торжественных случаях, отправляясь на пикник, надевайте что-нибудь розовое или сиреневое».
— По-моему, не очень вразумительно, — сказала Розамонда, — хотя ты можешь надеть розовую шляпку. Интересно, что у меня? Рыбы. Я маленькая рыбка.
— Рыбы. «День неблагоприятен…
— Вот видишь! — воскликнула Розамонда.
— … но вечером воспользуйтесь удобной минутой и обсудите возникшие трудности с вашими близкими».
— Ну не удивительно ли! Пусть болтают, что хотят, в гороскопах что-то есть.
Сильвия доехала на автобусе до угла улицы Дэвида Джоунса и пошла на станцию пешком.
Вчера ее поезд уходил с третьего пути. Сегодня она ждала поезда на четвертом, то есть на другой стороне той же платформы. Когда Сильвия впервые приехала в Лондон и ее спросили, как живут люди в «бесклассовом» австралийском обществе, она не знала, что ответить. Она вспоминала своды уин-ярдского туннеля, выходящего на платформу, куда люди попадали, карабкаясь все вместе по широким ступеням, но потом делились на две группы и вставали спиной друг к другу: побогаче, ехавшие на запад, — лицом к третьему пути; те, кто на север, — лицом к четвертому. И в каждой группе находился кто-нибудь, кто стоял прежде на другой стороне.
Сильвия сидела на втором этаже электрички и, проезжая по мосту, видела сквозь прутья ограды главную часть залива, где покачивался на волнах огромный, как здание, контейнеровоз «Штольд», о котором говорила Розамонда. Увидев колокольню знакомой церквушки, казавшуюся совсем крохотной из-за стремительно надвигавшегося северного конца моста, Сильвия всем телом ощутила, что переезд закончен, что она уже на северном побережье.
Стюарт называл северное побережье «безусловно хорошим местом второго сорта», потому что с финансовой точки зрения лучшим местом оставались берега залива и холмы восточного побережья. В послевоенные годы разбогатевшие авантюристы бесстрашно покупали недвижимость на восточном побережье и побаивались северного, потому что тамошние домовладельцы, называя это место хорошим, имели в виду прежде всего его благопристойность, недаром о северном побережье говорили, что «там хорошо растить детей». Северное побережье считалось благопристойным местом отчасти из-за недоступности северо-восточным ветрам. Неутомимые влажные ветры с юга продували северное побережье насквозь, не щадили его и досаждавшие всем жаркие ветры с запада, но чувственным, пропитанным запахом моря северо-восточным ветрам путь сюда был заказан, летними ночами они буйствовали только на восточном побережье, поэтому дети обитателей северного побережья не бродили ночью по пляжам и не уезжали неизвестно куда, втиснувшись целой оравой в одну машину. Возможно, именно это соображение, пусть даже неосознанное, стояло за словами «на северном побережье хорошо растить детей», и если некоторые из только что разбогатевших авантюристов все-таки проникали сюда, это случалось обычно по инициативе жен, которым хотелось, чтобы их дети отличались от них самих, ради чего они селились в этом «хорошем месте», заранее зная, что сами они вряд ли найдут здесь друзей, но их дети, по всей видимости, найдут. Сильвия не сомневалась, что Грета именно поэтому купила дом в Уарунге. В шестидесятые годы Джэнет Холиоук приезжала в Австралию и жила некоторое время в Пимбле у родителей
Сильвия не замечала вокруг больших перемен. Стайки мальчиков и девочек садились в поезд, другие выходили, воздух звенел от их голосов, строгая школьная форма только подчеркивала их цветущий вид, их юность. Добираясь как-то днем с улицы Кросс в Уарунгу, Сильвия увидела в такой же стайке Гермиону и впервые заметила, как не вяжется с современностью редкий теперь библейский тип ее красоты.
Несколько мальчиков и девочек тоже сошли в Уарунге и зашагали перед Сильвией по Орландо Роуд. Проехала машина, на обочине стоял автофургон, доставлявший сюда продукты, мужчина шел за газонокосилкой. Если «распущенные надменные богатые дети шестидесятых годов» и раздражали кого-то в те давние времена, они не оставили следов своих деяний, доступных случайному взгляду, оставив зато неизменной главную особенность этих мест: здесь вообще мало что было доступно случайному взгляду.
Последний школьник исчез в воротах своего дома, Сильвия осталась одна на этих улицах, куда обычно добирались не пешком, а на машинах. Ее обогнал автомобиль, потом еще два, потом три, и перед ней вдруг возникло почти символическое видение, преследовавшее ее последние двадцать лет: когда бы она ни закрыла глаза, когда бы ни произнесла название этого места, она видела, как по тихим улицам бредет одинокий ребенок, одинокая девочка, а мимо нее с громким шуршанием проносятся машины.
Однажды, лет в двенадцать, она возвращалась из Бервуда, лил дождь, врывался с ветром под зонтик. Наклонив голову, она брела по лужам, проносившиеся мимо машины окатывали ее водой, до дома она добралась грязная и промокшая до нитки. «Ты встретила Гермиону на станции, — сердито крикнул отец в лицо Грете, — почему ты не встретила Сильвию?» Грета кротко ответила, что Сильвия не сказала ей, с каким поездом приедет. Сильвия снимала мокрые туфли, жалобно сопела, но не произнесла ни слова в защиту Греты, хотя уезжала от Молли, когда уже шел сильный дождь. Она годами играла роль Яго; теперь, вспоминая об этом, Сильвия заливалась краской, только обида служила ей извинением.
Сильвия уже видела дом пятьдесят два. Открылась дверь, на крыльцо вышла Грета с каким-то мужчиной. Грета заметила Сильвию и помахала ей. Мужчина вышел из ворот, ловко отлепил сигарету с нижней губы и улыбнулся. Сильвию обдало запахом табака и немытого тела.
— Это Сидди, — сказала Грета. — Он беспокоится за свой сад, а здесь сегодня соберется столько… — Грета ласково пожимала руку Сильвии. — Ты совсем не изменилась.
Волосы Греты стали пепельно-серыми, в неспокойных голубых глазах сквозили усталость и напряжение. Улыбка едва скрывала искаженные черты другой маски, из комедии дель арте. Сильвия напомнила себе, что ни в коем случае не должна поддаваться на уговоры Розамонды.
— Я с удовольствием прошлась пешком от поезда, — сказала она. — Сады выглядят так мило.
Спасительная маленькая ложь казалась Сильвии подтверждением одержанной над собой победы. Она почувствовала, что нашла нужные слова, что промахи, совершенные за последние два дня, можно исправить.
— Холл стал больше, — удивилась Сильвия. — Говорят, когда возвращаешься, комнаты кажутся меньше. А здесь разве не было ковров?
— В чистке, — сказала Грета. — Джек спит. Может быть, выпьешь сначала чашку чая?
— С удовольствием сначала что-нибудь выпью.
— Идем в кухню. Надеюсь, ты не против кухни? Джеку очень хочется тебя увидеть.
Сильвия шла за Гретой и чувствовала, как в ней растет страх.
— Он так сказал? То есть дал понять…
— Не мне — Сидди. Хочу сразу же тебя предупредить: ко мне он не обращается. Только если никого другого нет рядом, но ему это так неприятно, что я прошу Сидди оставаться на ночь.
Они пришли на кухню, где Грета когда-то готовила роскошные яства для дней рождения. Грета налила воду в чайник.