Лицедеи
Шрифт:
— Что ты собираешься делать, Сил?
— Побуду здесь месяца два-три, потом обоснуюсь в Риме. Буду преподавать итальянский англичанам и английский итальянцам.
— Если ты наконец решила осесть на одном месте, почему бы не обосноваться здесь?
Сильвия подняла кофейную чашечку и, чтобы выиграть время, рассеянно поглядывала на деревья за окном. Она знала, что многие англичане и репатрианты вроде нее, едва ступив на землю Австралии, начинают поливать грязью страну и людей. Сильвия не хотела присоединяться к общему хору. Она была настороже и
— Я так давно мечтала о Риме.
— А ты можешь работать в Риме на законных основаниях?
— Да, теперь могу.
— Но в Риме ты всегда будешь не уверена в завтрашнем дне, а здесь можешь жить спокойно. Не надо думать о работе и вообще ни о чем, наследницей отца скорее всего будешь ты. — Произнеся эти слова, Стюарт почувствовал, что Сильвия смотрит на него уже без тени рассеянности, и запнулся. — Для тебя это такая неожиданность?
— Конечно, — сказала она с изумлением. — Мне и в голову не приходило.
Стюарт молчал. Сильвия усмехнулась:
— Для тебя такая неожиданность, что мне это и в голову не приходило?
— Почему, собственно, ты об этом не подумала? — проворчал Стюарт.
— Действительно, почему? — Сильвия отпила кофе, заглянула в чашку и наконец сказала: — Прежде всего, наверное, потому, что я всегда видела рядом с отцом Грету и, естественно, считала, что для отца главное — Грета, неизменно, везде и во всем — Грета. Ну и, во-вторых, у меня своя судьба. Я думаю, что главная причина как раз в этом.
— А что, если ты получишь наследство? Деньги не помешают твоей так называемой судьбе?
— Сначала, конечно, немного помешают. Но, знаешь, я подумала, что, в сущности, этих денег хватит только на то, чтобы оплатить мой приезд в Австралию и обосноваться в Риме. Я довольна моей теперешней жизнью. Она мне вполне нравится. И вполне меня устраивает. Я привыкла так жить. Я никогда не рассчитывала на помощь папы и предпочитаю не рассчитывать и впредь.
— Дом достанется Грете. Этого он не может изменить, как бы ему ни хотелось. А вот деньги она вряд ли получит. Впрочем, может, и получит, так что, вернее всего, ты поступаешь мудро, не рассчитывая на деньги. Если Грета не получит денег, она не сможет сохранить дом. Ты всегда недолюбливала Грету, верно, Сил?
Дразнящий пристальный взгляд Стюарта заставил Сильвию усмехнуться и ответить честно:
— Знаешь, трудно сказать. Грета относилась ко мне хорошо, на свой лад. Причинив одну серьезную неприятность, она старалась доставить мне множество маленьких радостей. Ты был уже слишком взрослым, тебя не приглашали на дни рождения. А я никогда не забуду этих праздников, я помню, как Грета украшала столовую, с каким увлечением все мы играли, как вкусно нас кормили. День рождения Гарри и мой праздновали вместе, ты помнишь? На пригласительных билетах всегда было написано: Сильвия Корнок и Гарри Полглейз. Мое имя неизменно стояло первым. Грета никогда не забывала о таких мелочах. Нет, нет, Грета относилась ко мне очень хорошо.
— А ты все-таки
— Почему ты без конца твердишь одно и то же? Что ты хочешь этим сказать? Мало ли что я делала и говорила, когда была глупой маленькой девочкой. — Сильвия нерешительно передвинула ложечку на блюдце. — Скажи, Стюарт, эти шуточки Полглейзов о незаконных доходах… Это правда?
Стюарт взглянул на часы.
— Что ты имеешь в виду?
— Газетные заголовки, на которые наткнулся Гарри, — о деньгах, припрятанных в сиденьях машины…
— Господи боже, по-моему, прошло уже достаточно времени, и наша бедная старушка мама имеет право забыть об этой истории.
— Но у отца в самом деле были незаконные доходы?
— Если тебе нравится слово «незаконные»… — с пренебрежением сказал Стюарт. — Отец уже давным-давно истратил эти деньги, купил на них дом, мебель, покупал машины, ну и все остальное, а остаток, видимо, вложил в разработку полезных ископаемых. Ему повезло, ты знаешь, он вышел из дела до того, как компания обанкротилась.
— Но в газетах писали, что он нажил деньги на черном рынке?
— Он зарабатывал на жизнь, не нарушая законов. Был совладельцем многих мелких предприятий. Химчистки, кино, такси, закусочные. Работал как проклятый. Получил лицензию на продажу спиртных напитков, а тут началась война и Сидней наводнили янки. Отец выворачивался наизнанку, продавал спиртное на черном рынке, как тысячи других.
— Мама, кажется, ничего об этом не знала?
— Есть ли на свете человек более доверчивый, чем мама?
Или менее надежный, подумала Сильвия.
— Ты слышала, как она прохаживалась насчет его баснословных выигрышей на скачках? — спросил Стюарт.
— А Грета знала о скачках?
— Кто знает, что Грета знала, а что нет. Грета не очень-то откровенничает. Ты, по-моему, того же мнения.
— Пожалуй.
— Почему ты никогда не спрашивала меня об этом, когда я бывал в Лондоне?
— Пока я жила в Лондоне, отец и Грета находились довольно далеко от меня. Откуда ты все это знаешь?
— Друзья-приятели много чего мне рассказывали. Припирали к стенке где-нибудь в баре и говорили: «Послушай, а твой старик — мужик что надо», и начинался очередной рассказ о его подвигах. Они и не думали его осуждать, вот что интересно. Они считали его героем.
— Так-таки героем?
Задетый ироническим тоном сестры, Стюарт впился в нее взглядом.
— Ты, Сил, наверняка знала, что он негодяй.
Сильвия вертела в пальцах ложечку.
— Вернее, смутно догадывалась. Из-за шуток Полглейзов. Но для меня шутки все-таки оставались шутками. И для них тоже.
— Погоди, смутно догадывалась или считала шутки шутками?
— Наверное, и то, и другое, — сказала Сильвия, пожав плечами.
— Но ты же объездила столько стран, видела мир…
— Совсем другой мир.
Стюарт встал. Подошел к дивану и взял пиджак.
— Знаешь, Сил, мир всюду один и тот же. Стоит только его чуть-чуть поскрести.