Лицензия для Робин Гуда
Шрифт:
Радий, предприимчивый лидер молодежного движения в городе, внес в кабинет баллон, от которого отходила трубка, а на ее конце болталась какая-то штуковина.
– Чужой! Чужой! – живо отреагировал на появление Радия Бакс.
Радий вздрогнул, Марьяна его успокоила:
– Это попугай. Мы здесь одни.
Пока Радий приводил в готовность аппарат, она нервно курила, поглядывая на часы, ходила вокруг, не представляя, чем помочь.
– Трепалась про мужа? – спросил он.
– Его застрелили, – вдохнула полной грудью дым Марьяна и бешено выдохнула. – У меня на глазах. Выстрела никто не слышал,
– На убитую горем вдову ты не похожа, – подметил Радий.
– Черта с два! – дымила Марьяна, расхаживая взад-вперед. – Фисун – свинья, дерьмо. Чтоб по нему страдать? О, боже, за что я свинью оскорбляю?
– Готово, – сказал Радий. Марьяна подлетела к нему, веря в удачу. – Погоди, это не все. Нужна маска... Она закрывает лицо, а в середине сделана прорезь для глаз, застекленная, стекло очень темное. На пламя смотреть нельзя, ослепнешь.
– Почему не купил маску? – рассвирепела Марьяна.
– Сторож не нашел.
– Так... – лихорадочно она начала искать выход. – Очки подойдут?
– Вряд ли.
– Хамелеоны! За двести баксов!
– Хоть за триста. Все равно ослепнешь.
– А двое очков?
Марьяна метнулась в гардероб – специально отведенную комнату для вещей, постельного белья и всего прочего. Принесла несколько штук очков, выбрала самые темные, скрепила дужки резинками и протянула Радию.
– Нет, подруга, – отступил он, улыбаясь. – Хочется быть полноценным, а не закончить жизнь в темноте.
– Ну и пошел к черту! – психанула она, надевая двойные очки. – Покажи, как эта штука работает и отваливай.
– А что ты хочешь приварить? – поинтересовался он.
– Не твое дело.
– Тогда не расскажу.
– Денег не получишь, – пригрозила Марьяна.
– Я знал, что ты аферистка, но я тебе верил. Каюсь, дурак был. Марьяна, резак не любит неумелые ручки. Лучше скажи, что ты хочешь приварить.
– Скорее разварить... – задумчиво уронила она. А вдруг правда сама не справится? Она решительно сняла со стены картину. – Сейф хочу вскрыть.
– Сейф! – заорал Бакс. – Резак! Марьяна корова!
– Господи, – закатила она глаза к потолку. – Пошли этому пернатому скоропостижную смерть. Иначе я дуба дам от испуга.
– Марьяна, сейф вскрывать... это уголовщина, – растерялся Радий.
– Слушай, заткнись, – скривилась она, ей вторил попугай: «Заткнись, заткнись!» – Это сейф моего кабана. Значит, то, что в нем есть, мое. Я его настоящая и законная жена.
– В таком случае, почему ты сейчас хочешь его вскрыть? Что за спешка?
– Потому что завтра сюда прилетит стая акул...
– Акулы не летают, они плавают, – попытался разбавить шуткой напряженную атмосферу Радий.
– ... И эта стая не оставит от меня мокрого места, не говоря уже о том, что не даст даже посмотреть на деньги, которые лежат там. – Ткнула пальцем в сейф она. – Их мне не видать, когда сюда явятся поросята моего кабана. Потом доказывай по нашим продажным судам, что ты имеешь право на мизерную долю кабаньего капитала. Я не желаю тратить здоровье. Пусть они забирают дом, машины, кампанию. Авось, подавятся. Я уступаю, но при этом свое заберу наличными. А денег там... Радик, нам их хватит, если,
Соблазн велик! Всем известно, что у Фисуна бабок куры не клюют. И лежат они – бабки, не куры, конечно, – так близко. Сейф большой, там их много, наверное, и все в пачках... Руку протяни... Но нет, пока не достанешь. Сначала поработать. Радик надел очки...
Глава 4
Утром до начала уроков Люда робко вошла в класс, а как увидела Тимкину классную руководительницу, окатившую ее строгостью, так и вовсе затряслась. Педагогиня, придавленная опытом и знаниями к столу, оттого жутко сутулая, приказала детишкам выйти, те повиновались. Сделав Людмиле одолжение, предложив сесть, она принялась что-то искать в стопке листов. Судя по выражению ее педагогического лица, ничего хорошего услышать не предстояло. Люда осторожно присела на край стула, словно он был электрический, сложила на коленях руки, накрыв левую ладонь правой и понимая при этом, что сама как бы встала на позицию школьницы. Ремешок сумки слетел с плеча, но она и не подумала поправить его, напряглась, словно боялась, вдруг строгая женщина рядом включит электрический стул, и тогда – конец всему. Тем временем классная нашла то, что искала, положила перед собой листочки и уставилась на Люду, будто та вчера подожгла школу.
– Это хорошо, что Тима любознательный. А память у него вообще феноменальная, – многообещающе начала классная. – Но поймите, милочка, – обращение прозвучало уничижительно, – одно дело, когда он «сажает в лужу» одноклассников, и совсем другое дело, когда то же самое проделывает с учителями.
– Хм, – слегка кашлянула Люда, чтобы прочистить голосовые связки, ну и набраться храбрости. – Я, простите, не поняла... Как это – «сажает в лужу»?
– Вы еще спрашиваете! Разве он не донимает вас вопросами, которые специально выискивает в энциклопедиях, чтоб показаться в глазах сверстников знатоком, с которым тягаться бессмысленно? Что вы делаете в этих случаях?
Люду в жар кинуло: – до того негативным был энергетический поток, шедший от классной. Хотя, судя по всему, Тимка действительно выкинул нечто из ряда вон.
– Я обычно отвечаю... что знаю...
– А вы знаете, к чему ведет данный ответ из уст педагога?
– Нет, не знаю, – честно призналась Люда.
– Как вижу, вы ничего не знаете, – не без удовольствия констатировала классная. – А у Тимофея склонность к психологическому садизму.
– Господи, да что ж он такое спрашивает?
Люда уж ожидала услышать что-нибудь на сексуальную тему, но из учительницы вдруг посыпалось:
– Как ест муха... Какая температура на Солнце, и из каких материалов оно состоит... Что собой представляют кольца Сатурна... Какова площадь основания египетской пирамиды... Ах, да! Еще – какова длина экватора, и чем экватор схож с пирамидой!
– А что в этом страшного?
– Страшно то, что, задавая свои вопросики, Тима прекрасно знает ответы. И когда педагог не может ответить в силу того, что это не его сфера знаний, Тима выдает ответ, тем самым «сажает в лужу» учительницу, умаляет ее авторитет дешевым способом. Ему хочется выделиться, снискать славу всезнайки, а между тем знания у него поверхностные.