Лицей послушных жен (сборник)
Шрифт:
«Опять этот Богдан Игоревич», – с ужасом подумала я, но попробовала не выдать ни одним движением своего отвращения или удивления, хотя такое сообщение меня неприятно кольнуло, даже холод подступил к желудку. Как можно спокойнее я сказала:
– Но ведь он слишком взрослый. Когда ты вырастешь, он, наверное, уже… Ну, понимаешь? Его уже может не быть на свете…
Она вмиг сильно схватила меня за обе щеки, сжала так, чтобы я не могла больше вымолвить ни слова.
– Нет! Нет, – сказала она, – не говори так!
Я испугалась, что расстроила
– Это я сказала, не подумав. А Богдан Игоревич знает о твоих планах?
– Конечно нет, – вздохнула она.
Мне хотелось узнать как можно больше.
Один вопрос нестерпимо мучил меня: если допустить, что этот клоун в черной шляпе действительно не имеет к моему дефекту никакого отношения, то кто тогда? Ведь я помню эту черную тень и свой ужас, отчаяние, отвращение, истерику – целый букет чувств, которые вылились в душевную разруху. Вспоминаю даже липкую кровь на своем лице и ладонях…
Но сейчас, когда Ника так спокойно и с такой нежностью говорила о виновнике всего этого, я ничего не могла понять.
Неужели он мог быть таким коварным – рассказывал байки, пудрил беззащитному ребенку мозги, пока не достиг своей цели?
– Ну вот видишь, – сказала я, – если бы он знал о твоих планах, он бы посмеялся.
– Наверное, да, – серьезно ответила она и снова добавила то же самое: – Но разве это мешает любить?
– Ладно, может быть, я чего-то не понимаю, – вздохнула я. – Позволь, я завтра сама познакомлюсь с твоим другом поближе. Можно?
– Можно.
– А где он живет? Ты была у него? – Об этом я спросила с некоторой опаской, боясь услышать утвердительный ответ, ведь в голове вопреки моей воле рисовались мерзкие и ужасные картины совращения ребенка в логове одинокого извращенца.
Ника назвала адрес – это был дом в квартале от нашего – и добавила:
– У него на окне стоит пустая клетка – в ней жила канарейка. Потом умерла. А клетка до сих пор стоит…
По крайней мере, теперь я знала, где его искать, куда вызывать милицию.
Но сейчас никаких оснований для этого у меня не было.
Что ж, подождем…
Съеденный впопыхах бутерброд делал свое дело – меня начало клонить в сон, голос девочки доносился как будто сквозь вату, ее фигурка расплывалась перед глазами, утончалась, превращалась в дым. Вместо этого я видела лицо Ивана, потом – полные печали глаза Томочки, отстраненную улыбку Миросика, потом снова чувствовала на своем горячем лбу детскую руку: «Ты такая горячая. У тебя температура?..» Голоса…
Это голос мамы: «Ты такая горячая…», нет: «Выпьете со мной?»…
ЕГО голос: «Я знал, что ты когда-нибудь придешь…»
Голоса звенели в ушах, наползая один на другой.
…есть такая штука, в которую не верят… Она называется душа…
…вы когда-нибудь разговаривали с Богом?
…мы спали в гамаке!
…разве это мешает любить?..
Я
В каждом издевательски улыбалось отражение моего искривленного лица.
Ника! Хочешь, я расскажу, что будет с тобой? Совсем скоро, если я сейчас не помогу тебе? Не будет никаких фей, бабочек и добрых гномов! Так что закаляйся уже сейчас. Уже через пару лет… дай-ка вспомню дату… ты будешь лежать на полу общей спальни на двенадцать коек, побитая и накрытая мокрой простыней.
И никому об этом не расскажешь, ведь рассказать – значит расписаться в собственной слабости, лучше – по очереди убить противников. Постепенно и по очереди. Но тебе это не удастся, так как тебя переведут в другой интернат, потом – в школу. Интернат – это фронт, где все понятно сразу, школа – «мирная жизнь», в которой трудно определить своих врагов.
Еще?
Будет множество отношений. Ты всегда будешь лезть на эти ржавые перекладины и прыгать с них вниз головой. Потом получишь все, по крайней мере, так тебе будет казаться, возьмешь свой реванш у жизни. И для тебя наступит сплошное «настоящее», без всяких сантиментов. И тебе станет тесно, ведь никто не доволен тем, что происходит в «настоящем времени». В том сегодня, которое почти всегда кажется сплошным хаосом, беспорядком и целым рядом нерешенных вопросов.
Все настоящее – темное и мигает перед глазами, как испорченный экран телевизора. Ежедневно мы пытаемся упорядочить в своей голове все, что происходит, истолковать так, как можем и умеем, так, как нас учили, разложить все по полочкам. Но по полочкам раскладывается только прошлое и будущее. Прошлое потому, что в нем уже все известно. Его можно приукрасить, как хочется. Поскольку кто проверит, так ли оно было на самом деле? Свидетелей нет…
Будущее раскладывать приятнее, ведь оно из области мечтаний, фантазий и перспектив. В нем ты всегда на коне и всегда принимаешь верные решения. Неважно, что никогда их не исполнишь. Ведь будущее в определенный момент становится настоящим – тем же хаосом и тем же рядом вопросов.
А как быть, когда прошлое становится настоящим, но все равно ты не можешь использовать в нем приобретенный опыт?
Пока не станешь перед выбором: убить эту маленькую дуру и остаться здесь – с тем, кого так давно ждала, – или исчезнуть самой?
Другого выбора нет: «Боливар не выдержит двоих…»
И это уже совершенно ясно: тебе дан один шанс на несколько дней.
И один выбор: должен остаться кто-то один. Ощущаешь это кожей, хотя никто тебя об этом не предупреждал…
Что же мне делать, Ника?
Посадить тебя в ту машину 13 июня – и гуд бай, а самой перескочить через твое взросление? Начать все – отсюда? С той комнаты на улице Октябрьской, где осталась моя душа.
Если я решу именно так, никто не запретит мне распорядиться своей жизнью!