Лицей послушных жен (сборник)
Шрифт:
– Она там, наверное, с ума сошла! – презрительно пожала плечами Рив.
– А может, она и была сумасшедшей, только мы этого не замечали… – добавила Ита.
У меня пересохло в горле, и я промолчала.
А Лил перевернула последнюю страницу.
Там почерк вообще был ужасный! Это было обращение к госпоже Директрисе:
«Дорогая госпожа Директриса!
Прошу меня простить, что была плохой ученицей и чего-то не поняла. Но я выполняю все пункты нашего Устава. Я стараюсь быть счастливой и сделать счастливым своего мужа, что является главной целью каждой из нас. Но
– Это еще не все, – сказала Лил, прочитав последнюю фразу, и достала из папки отпечатанное и заверенное печатью и какими-то подписями официальное письмо.
Читать отпечатанный текст на нескольких листах хорошей мелованной бумаги было легче.
«Заявление Алекса Струтовского, вице-президента компании “Струтовский-старший и Ко”, госпоже Директору ЛПЖ Вадченко Анне Анатольевне…»
Это ж надо! Мы даже рты раскрыли: оказывается, у нашей госпожи Директрисы было имя и фамилия! Но мы никогда не знали ни ее имени, ни имен учителей.
Анна Анатольевна Вадченко…
– Аав… – тихо сказала Мия.
– Что? – не поняли мы.
– Нашу госпожу Директрису зовут… – здесь Мия чуть не потеряла сознание и произнесла шепотом: – Аав…
– Молчи, дура! – рассердилась Рив. – Забудем об этом раз и навсегда.
И мы продолжали читать.
«Я, Алекс Струтовский, вступил в брак с воспитанницей ЛПЖ Рожко Тамилой Устиновной с целью создания семьи – по собственной воле и желанию, оплатив предоставленную руководством заведения смету за все годы обучения моей жены в ЛПЖ.
Копию счета, заверенного нотариусом, прилагаю…»
Не сговариваясь, мы перевернули страницу и увидели длинный список на десяти листах.
Читать его было некогда – за окном начинало небезопасно светлеть. Поэтому второпях мы пробежались глазами по наименованиям, написанным в столбик, и цифрам, стоявшим напротив каждого наименования.
Чего тут только не было!
Даже стыдно говорить. Носки, зубные щетки, платья, трусы, чулки, игрушки, лекарства, витамины, карандаши, альбомы…
Это что касается младшего возраста. А дальше, с учетом течения времени, шли другие предметы нашего быта, гигиены, одежды, косметики. Мы чуть не сгорели от стыда, действительно прочитав графу о прокладках и бюстгальтерах.
В конце всей сметы стояла общая сумма, которая испугала нас количеством нулей!
– Что это? – не поняла Ита.
– Потом разберемся, – сказала Рив, – у нас мало времени!
И кивнула Лил, чтобы та читала дальше.
«Со всей ответственностью и пониманием сложившейся ситуации должен сообщить о преждевременной
После этого короткого отчета стояла резолюция размашистым почерком госпожи Директрисы: «Не возражаю» и ее каллиграфическая подпись, немного смазанная фирменной печатью.
Мы полистали бумаги и нашли медицинскую справку и полицейский отчет.
Одолевая канцеляризмы и специфические термины, мы узнали, что смерть Тур наступила из-за многочисленных ножевых ранений, «несовместимых с жизнью», которые она нанесла себе в связи с глубоким нервным расстройством. Нервное расстройство было заверено семейным врачом с пометкой, что это «наследственное».
В дортуаре наступила такая тишина, что мы услышали, как в саду падают яблоки.
Мы окаменели. Из нас можно было лепить скульптуру «Десятый секстет под воздействием паралитического газа».
Первой опомнилась Рив.
Она начала быстро сгребать все бумаги, складывать их назад, в папку.
Сунула ее в руки парализованной Лил.
– Немедленно неси это все назад! У тебя есть самое большее тридцать минут до восхода солнца!
Лил схватила папку, сунула ее под ночную рубашку и стремглав выскочила из дортуара.
Мы остались сидеть в тех же позах. И каждая из нас молилась о возвращении Лил, мысленно преодолевая ее путь по коридору, саду, в кабинет через окно – и назад.
Стрелки настенных часов вертелись как безумные.
Нам казалось, что Лил не было целую вечность.
Когда она вошла, с белым лицом и болезненно-красными щеками, мы задвигались, разминая застывшие мышцы.
Все были уставшими.
Лил сразу полезла под одеяло.
– Теперь верите? – слабым голосом спросила она.
– Может быть… – пробормотала Озу.
– Не знаю… – сказала Мия.
– Но… – пискнула Ита. – Я не понимаю…
– Тихо! – крикнула Рив и скомандовала: – Спим!
Из коридора уже доносились шаги учителей и воспитателей, которые после отъезда гостей возвращались в свои комнаты.
За пятнадцать минут до восхода солнца ЛПЖ погрузился в короткий утренний сон…
Дорогой дневник…
То, в чем мы были уверены, и то, чему нас учили, – за пределами нашего заведения мир несовершенен. Совершенным его должны сделать мы – курсантки, выпускницы. Мы должны сделать его лучше и правильнее. У нас трудная миссия, но и учимся мы не напрасно!
Каждая из нас – словно капля света, от которой пустит лучики добро.
Госпожа Учительница рисовала нам схему на доске: множество кружочков, от которых отходит сеть тонких линий. За этой сетью – черная пустота. И чем больше будет таких лучиков, тем плотнее мы охватим мир, оплетем его весь – и он станет настоящим раем.
Своим примером служения и покорности мы покажем, как важно нести в себе – для других! – все постулаты нашего Устава.
Видимо, Тур была слишком нетерпеливой и неблагодарной. Она хотела получить все и сразу, не устояла перед временными трудностями, проявила малодушие.