Лицей. Венценосный дуэт
Шрифт:
— А-а-а, ты ж у нас медициной ударена, — доходит до него.
— Слизистая это самое уязвимое место у человека, — подытоживаю краткую лекцию, — так что можешь общаться с девушками, как хочешь, только в губы не целуйся и презерватив обязателен. Сам знаешь, в каких случаях.
Последние слова приводят его в лёгкий ступор. Стоит, глазами хлопает.
— Саша, я — медик, патологоанатом. Я уже несколько десятков трупов вскрыла, разного пола и возраста. Стеснительность, Саш, в таких условиях не выживает.
У подъезда снова пришлось ему противодействовать,
22 августа, четверг, время 19:00
Квартира Молчановых.
Попадаю в удачный момент, детишки скоро проснутся, но пока спят. Мне почему-то легко становится, будто надоевший и уже привычный груз скинула. Машинально приветствую родителей, иду в комнату. Это что сейчас с Пистимеевым было? И чем так замечателен сегодняшний день?
Пистимеев уделил мне внимание? Он и раньше его уделял. Зашёл дальше обычного? Тоже ничего странного, ситуация развивается, завтра зайдёт, вернее, попытается зайти ещё дальше. Первый поцелуй? Для меня точно не первый, да и не тянет сегодняшнее на полноценный поцелуй, полный страсти и огня. Но почему-то я ему благодарна.
Падаю на кровать, переполненная размышлениями. А может Дану спросить? Погружаюсь в себя, её просто так не спросишь. Сейчас Дана это моё девичье бессознательное.
Выныриваю. Ничего не поняла. Что-то меня угнетало, не слишком сильно, но неприятно. И вдруг прошло. Как-то невнятно всё.
Входит папахен, как всегда, постучав исключительно формально. Садиться на стул.
— Как ты, Даночка?
Чуть на автомате не отвечаю, что всё замечательно, тут же себя одёргиваю. Какого лешего? Спрошу его, вдруг он знает. Старательно подбирая слова, объясняю проблему. Уже не проблему, она исчезла, но осталась не разгаданной. Папахен ненадолго задумывается, я воодушевляюсь. Перспективно он задумывается, не гадает, а слова подбирает.
— Знаешь, Дана, во время войны случается всякое. И каким-то нашим женщинам и девушкам не повезло. Они были изнасилованы вражескими солдатами. Читал я некоторые мемуары… так вот. Были случаи, когда кто-то из них топился и вешался, или думал над этим, но, понимаешь, не сразу после несчастья.
Ненадолго замолкает, терпеливо жду.
— Они делали это, когда их мужья и женихи от них отказывались. К слову сказать, таких было немного. Читал тут про одну, очень она обиделась на какого-то парня, который отказался от близости с ней. Хотя она очень красива была. У него там своя правда была, чересчур правильный оказался, верность невесте хранил.
Какое-то понимание начинает брезжить в голове.
— Все они говорят или намекают на ощущение грязи, их сильно испачкали…
Вот оно! Приподнимаю голову, чтобы не пропустить ни одного слова.
— И близость с кем-то из своих мужчин, лучше всего мужем или женихом, воспринимали, как возможность очиститься.
Точно! Прямо в десятку! Пистимеев совсем уж в сокровенные места не залезал, но за руку брал, в щёчку целовал, ножки мне грел. А то, что за пазуху мне не залез, так воспитание не позволяет, прямо вот так сразу. Как-нибудь потом залезет, куда он денется? А не он, так кто-нибудь другой.
От возбуждения рывком сажусь на кровать.
— Целовалась с ним? — понимающе улыбается папахен.
— Не то, чтобы целовалась. Он пару раз в щёчку поцеловал, — бормочу я, — в другом дело. Ему приятно было. За руку подержать, за талию обнять. Так!
Я плюхаюсь обратно на кровать. Пистимеев, выходит, меня от ощущения грязи избавил. Виват Пистимейкину. Честно заслужил право хватать меня за талию. Другие места… не, не, это потом как-нибудь.
— Спасибо, пап. Помог разобраться.
— Всегда пожалуйста, Даночка, — улыбаясь, папахен уходит. Детишечки проснулись.
1 сентября, воскресенье, время 9:00
Лицей, внутренний дворик.
Общелицейская линейка. Моя вторая линейка в Лицее. Стоим рядом с Ледяной, держась за руки. Обе соскучились жутко. По-настоящему счастливы видеть друг друга. Вроде уже встречались 30-го августа, на предварительном сборе, но вдоволь не начирикались. Мальчишки нас не трогают. Неужто понимать нас начинают? Знают, что нам надо наговориться, только позже до них очередь дойдёт. Впрочем, они особо не страдают, им тоже надо пообщаться в мужском кругу. А на нас можно и со стороны поглядеть. Мы сегодня в коротких юбках, нейлоне и на шпильках, есть на что полюбоваться.
Директор что-то вещает, другие, опять приветствуем новоприбывших. К нам пополнения нет, никто из девятых не уволился. В восьмом, который сейчас девятый, есть пара вакансий. И у бывших семиклассников большие потери. Но их просто в два класса сводят. Наших подданных немного разметали. Ничего, разберёмся.
Вроде ничего не кончилось, учёба в Лицее продолжается, но у меня ощущение окончания важного этапа. Весь девятый класс был вхождением, вхождением в свои права и владения. Мы отвоевали себе место. Войны, может, и будут, но другие. Не достижение суверенитета, а его защита. Как-то так.
Из не сделанного самое досадное то, что я не добралась до той генетической лаборатории. Пробы маньяков отвезли без меня, другого повода не случилось, а влияния Марченко не хватило, чтобы мне допуск туда дали. Ничего. Всё равно пробьюсь. Наверняка на биофаке есть в ту сторону ниточки.
Идём в класс. Идём с Викой в ногу, всё так же взявшись за руки. Артём приглушённо отдаёт команды, формируя вокруг нас коробочку. Впереди ещё один счастливый год. Дальше не знаю, но этот год будет счастливым. Лёгкая улыбка Ледяной закрепляет мои ощущения не хуже королевской печати на важном документе.